– Ты фронта испугался, сука? Что
убьют тебя, мразь, испугался? А Димка не испугался… – Мишка криво
усмехнулся и показал соседу падавшую прямо на него бомбу, показал
тот бой, в котором погиб Димка, и, не обращая внимания на
заоравшего в ужасе мужика, который попытался прикрыть голову
руками, продолжил: – И Степаныч не испугался, и Игнат, и Арсен… –
он крепче сжал уши мужика и продолжил показывать картины боя, так
легко выпорхнувшие из удаленных уголков сознания, куда он
старательно засовывал их. – И Тамара… Девочка… Маленькая девочка…
Она не испугалась! Она шла в атаку за таких, как ты! На пули шла! –
уже подвывавший от ужаса мужик увидел смугленькую темноволосую
девочку с двумя косичками и слишком большим для нее пистолетом в
руке, вскочившую на насыпь и поднявшую измученных, израненных
солдат в атаку, увидел, как ее прошивает автоматная очередь, как
взрывается граната, брошенная фрицами, как рушится стена, погребая
под собой маленькое изломанное тельце, осевшее на камни… В его
голове зазвучал голос, полный ненависти и презрения: «Признавайся,
тварь! Признавайся, или ты вечно будешь смотреть, как гибли люди,
защищая тебя, пока ты позорно прятался за спинами женщин и детей!
Рассказывай, паскуда!» И в голос: – Они и еще многие тысячи
настоящих мужчин, женщин, детей… Они знали, они не забыли, что
такое честь и отвага, они отдавали свои жизни за тех, кто был за
линией фронта. За тебя, сука, они гибли!
Переполненный ужасом мужик,
умывавшийся соплями и слезами от животного страха, охватившего все
его существо, завопил:
– Пусти… Пусти… Я у Зинки карточки
украл… Пусти… – по воздуху поплыл отвратительный запах, стоявшие
вокруг соседи принялись закрывать носы руками, но никто не отошел,
никто не спешил на помощь этому уроду…
И вдруг Илью словно прорвало.
Захлебываясь словами и слезами, он начал признаваться. Признаваться
во всем. В том, как издевался над скотом, как мечтал сделать то же
самое с людьми, в том, как забирал еду у раненых, как обирал
квартиры и воровал продовольственные карточки… Признания лились из
него нескончаемой рекой.
На Мишкино плечо опустилась тяжелая
рука.
– Пусти его, парень. Спасибо, сынок…
Он ответит за все. Пусти, – милиционер со шрамом стоял за Мишкиной
спиной, и, держа его за плечо, спокойно ждал. – Пусти. Дальше мы
сами.