По Кан заинтересовался теперь молодым человеком и молодой женщиной, нежно прижимавшимися друг к дружке в уголку трибуны государственного совета. Молодой человек беспрестанно наклонялся к молодой женщине и что-то шептал ей, а она кротко улыбалась, не глядя на него и устремив глаза на аллегорическую фигуру Общественного порядка.
– Взгляните-ка. Бежуэн! – прошептал Кан, толкая коленкой своего собрата. Бежуэн писал уже пятое письмо. Он поднял голову с растерянным видом.
– Взгляните, – продолжал Кан, – вот туда, наверх, на маленького д’Эскорайль и хорошенькую г-жу Бушар. Я уверен, что он с нею заигрывает. У него глаза такие томные… Все друзья Ругона, должно быть, сговорились сойтись здесь. Вон, в трибуне для публики, г-жа Коррёр и чета Шарбоннелей.
Послышался более продолжительный звонок. Один из приставов своим мягким басом произнес: «тише, господа!»
Публика стала внимательнее. И президент сказал следующую фразу, которую все хорошо расслышали:
– Г. Кан просит позволения напечатать речь, произнесенную им при обсуждении законопроекта об учреждении муниципальной таксы на экипажи и лошадей в Париже!
На скамейках пробежал говор, и частные толки снова завязались. Ла-Рукет подсел к Кану.
– Вы, значит, работаете на пользу населения? – спросил он, шутя.
Потом, не дожидаясь ответа, прибавил:
– Вы не видели Ругона? Вы ничего не слышали? Все говорят об этом, но, кажется, ничего еще нет достоверного.
Он повернулся и поглядел на стенные часы.
– Уже двадцать минут третьего! Вот убежал бы без оглядки, если бы не чтение этого проклятого доклада!.. Его, в самом деле, будут читать сегодня?
– Нас всех об этом предупреждали, – отвечал Кан. – Я не слыхал, чтобы последовала отмена… Вы хорошо сделаете, если останетесь. Сейчас будут вотировать четыреста тысяч франков на крестины.
– Само собой разумеется, останусь, – отвечал Ла-Рукет. – Старый генерал Легрэн, разбитый параличом на обе ноги, велел на руках принести себя; он дожидается голосования в зале конференций… Император не ошибается, рассчитывая на преданность всего законодательного корпуса. Все наши голоса к его услугам в таком торжественном случае.
Юный депутат употребил все усилия, чтобы состроить серьезную мину политического деятеля. Он откинул назад свою рожицу, с белокурым редким пушком, напоминавшую фарфоровую куклу, и мерно раскачивал головою. С минуту он как будто наслаждался двумя последними ораторскими фразами, состряпанными им, а затем залился смехом.