Она осмотрелась по сторонам, как бы не веря в то, что всё уже
закончилось, и она снова вернулась в этот мир. Потом испуганно
взглянула на меня и спросила ставшим внезапно хриплым голосом:
— Кто ты, мальчик?
— Я Саша Кузнецов. Вы что, забыли?
Она помотала головой:
— Нет, я помню... Я о другом спрашиваю.
— О чём «о другом»? — я уже понимал, что её тревожит. Больше не
приду сюда! Чем дальше, тем труднее и труднее становится скрывать
свою сущность. Если так пойдёт дальше, мне останется только жить
где-нибудь в глухой тайге. И единственными друзьями и собеседниками
у меня будут медведи и волки.
— Что вот это всё сейчас было? — она неопределённо повела
рукой.
Я скривился от необходимости что-то отвечать:
— Вам обязательно это знать? Вы попросили меня ещё раз показать
вам хореографию, и я её вам показал. Вы получили большое
удовольствие от музыки и от самого танца. Вам улыбался и был в вас
влюблён сам Иоганн Штраус. Разве этого недостаточно?
Она шагнула ко мне, положила руки мне на плечи и всмотрелась в
мои глаза. Я ободряюще улыбнулся ей:
— Не думайте, что вы сходите с ума. С вашим рассудком всё в
полном порядке. Чтобы вам было проще, считайте меня сильным
гипнотизёром. Так вам легче будет?
Она слабо улыбнулась, по-прежнему не отрываясь от моих глаз:
— Да, так, пожалуй, лучше, чем по-другому...
— Как это — «по-другому»? — заинтересовался я.
Она вздохнула и убрала руки.
— Ах, Саша,... Мы живём в такой стране и в такое время, что
лучше держать свои мысли при себе. Я к вам на Колыму потому и
попала, что когда-то не умела держать язык за зубами...
— Со мной вы можете не бояться. — заверил я её, — Вы угадали, я
действительно не простой мальчик. И мне уже два раза приходилось
иметь дело с теми, кого вы опасаетесь. Оба раза они обломали об
меня свои зубы. Надо будет, обломаю им зубы и в третий, и в
четвёртый раз. А если они мне сильно надоедят, просто уничтожу эту
контору к чёртовой матери!
— Откуда я знаю, что ты не врёшь? — отчуждённо спросила меня эта
уставшая от жизни и забот женщина.
Я фыркнул:
— Да мне и не нужно, чтобы вы мне верили! Для чего мне это? Я же
всё равно к вам больше не приду. Слишком уж неосторожно с моей
стороны это было, — я обречённо махнул рукой, — Мне, Элеонора
Генриховна, всё труднее и труднее становится скрывать свою
сущность. Если не здесь, то в другом месте обязательно вылезет.
Буквально пару минут назад подумал, что если так дальше пойдёт, то
мне останется только жить в лесу среди диких зверей. Слава богу,
они меня любят и слушаются... Вот вы не вернулись в свой родной
Питер после амнистии. — продолжил я, пристально глядя в её светлые
глаза, — Посчитали, что жизнь закончена, что лагеря отняли у вас
здоровье, и своих детей у вас уже никогда не будет. А детей вы
любите, потому и устроились преподавать, чтобы иметь возможность
хотя бы так быть с ними рядом. Цинга забрала половину ваших зубов,
а ваши прекрасные волосы поседели. Ими некогда любовались ваши
сокурсники, половина из которых были в вас тайно влюблены.