«королевской милости»,[6] чтобы знать наизусть все оттенки и
начертания. Ярко-синий узор почти во всю щёку. Я ненавижу этот
цвет! Я ненавижу человека, который смотрит на меня с поверхности
воды! Я ненавижу! Пальцы судорожно сжались, ногти впились в мягкое
дерево…
Успокойся, Джерон, ничего нельзя изменить.
Да, я знаю, но почему я должен всё это терпеть?
Потому что ты ошибся.
Но разве я заслуживаю ТАКОГО?
Может быть, ты заслуживаешь и худшего. Правда, трудно придумать
что-то ещё более суровое в качестве наказания для тебя. И вообще,
Джерон умер. Умер, призвав Нэгарру. А тот, кого ты видишь в зеркале
воды, — трус и слабак, не сумевший довести начатое дело до конца.
Бездомный бродяга, презираемый людьми и нелюдью. Вот кто ты. У тебя
больше нет пути назад, если, конечно, ты не хочешь умереть от стыда
под градом насмешек со стороны своих… Впрочем, Магрит вряд ли будет
смеяться. Скорее, она тихо вздохнёт и посмотрит укоризненно. Как
мне бывало больно от такого её взгляда! А вот за Майрона я спокоен
— он мне спуску не даст, приложит все усилия, чтобы я ни на
мгновение не забывал о своём позоре… Нет, я не вернусь. Я им не
нужен. Я вообще никому не нужен. Кроме одного-единственного
человека. Человека, который купил меня — правда, предварительно
продав в рабство — за пять золотых монет. Он был серьёзен и
спокоен. Он не шутил. Не знаю, что тебе нужно от меня, Мастер,
возможно, ты просто угадал мой маленький секрет и намереваешься
использовать его в корыстных целях… Пусть так. Но пока этого не
произошло, я буду держаться за ниточку, которая связывает меня с
жизнью. Я буду держаться за своё любопытство. И узнаю ответ на эту
загадку! Клянусь! А потом… Потом посмотрим…
Мыльный настой имел самый приятный аромат. То есть практически
ничем не пах. И замечательно, потому что моя невероятная
грациозность способствует тому, чтобы стать мокрым до ушей… Кстати,
о мокром. Я подумал и снял фуфайку, пристроив её на перилах террасы
— погода хорошая, день обещает быть тёплым, можно рискнуть и
раздеться. Я поболтал ладонью в ведре, взбивая радужные пузыри,
окунул туда мочалку и уже приготовился начать свой «скорбный» труд,
когда откуда-то сверху раздался громкий нахальный голос:
— Что это у тебя?
Я поднял голову и застыл с открытым ртом. Надо мной возвышался —
да-да, именно возвышался, потому что ничего иного я не могу сказать
про человека, у которого свободно могу пройти под мышкой, —
рыжеволосый верзила таких пропорций, которые внушали уважение,
смешанное со страхом. И как только на свет появляются гиганты? Узор
на лице не произвёл на него никакого впечатления, из чего я сделал
вывод: либо доктор рассказал истинную причину появления клейма,
либо просто попросил не обращать внимания. Ну, хоть здесь проблем
не предвидится… Карие глаза буравили мою грудь. Куда всё же он
смотрит? Я опустил взгляд и понял причину любопытства: мешочек,
подаренный гномкой, всё ещё болтался на мне. Странно, но я так
привык к нему, что даже перестал замечать…