— Вы позволите? — Я протянул руки.
Доктор сомневался не более мгновения. Маленькое мокрое тельце
оказалось у меня в руках. Нет, он жив! Тепло ещё не ушло из этого
хрупкого сосуда… Я прижал ребёнка к своей груди. Ну же, делай то,
что обещала!
«Не торопись… Доверься мне…»
Я глубоко вдохнул тугой от напряжения воздух приёмной, закрывая
глаза. Выдохнул, избавляясь от сомнений и страхов. Позволил Мантии
тяжёлыми складками повиснуть на своих плечах.
И на смену Неведению пришло Знание.
Обычный луговинник, но как же он разожрался, зараза! И
всего за три дня… Нет, тут что-то не так. Судя по размерам и силе,
он уже давно поселился в теле женщины, возможно, ещё с прошлого
лета. Надо будет узнать, как она себя чувствовала… Сидел, значит,
себе тихо и спокойно, рассчитывал поживиться ещё одной жизненной
силой — а то и самому наследничком обзавестись — но не повезло ему,
болезному. На меня нарвался. Мантия не только распотрошила
заговорённые строчки, но и напугала луговинника до смерти. Если он,
конечно, может испугаться… Моё прикосновение разрушило его власть
над женщиной и заставило ринуться вглубь, забиться в тело
нерожденного ребёнка, чтобы спрятаться от голодной Пасти… Дурачок,
моя Мантия не щадит никого. Когда она того хочет, разумеется… Ох,
как же ты ухватился за невинное дитя… Нечего, нечего! А ну,
отцепляй свои коготки или что там у тебя есть… Ты ещё не понял?
Либо убирайся восвояси, либо я тебя уничтожу — раз и навсегда!
Он понял. И метнулся облачком грязного тумана прочь, подальше от
такого страшного существа, как я. Вдох. Ещё один. Струя зеленоватой
жижи оросила мою рубашку, а уши заложило от звонкого и недовольного
вопля. Малыш открыл глаза…
Гизариус тут же подлетел ко мне, оставив на время заботы о
новоявленной матери, благо после родов она забылась здоровым — если
так можно выразиться — обмороком, высвободил ребёнка из моих рук и
занялся тем, чем и должен заниматься лекарь, принявший роды. А я
стоял столбом, с глупой улыбкой на лице. Стоял до того самого
момента, когда доктор повернулся, окинул меня критическим взглядом
и предложил:
— Ты бы умылся, что ли… Рубашка, конечно, испорчена…
— Я постираю…
— Оставь уж… «Постираю»…
Он стянул с меня рубаху и кинул в угол.
— Воды я много накипятил, на всех хватит.
Сил почти не осталось, но я доплёлся до купели с водой и
блаженно плеснул тёплую влагу на мокрое от перенесённого напряжения
лицо. Доктор внимательно посмотрел на мои синяки, удовлетворённо
щёлкнул языком и сообщил: