Диоген:
– А как ты это себе представляешь?
Сократ:
– Обыкновенно.
Диоген:
– Ты предлагаешь, чтобы они ловили самих себя?
Сократ:
– Нет, я предлагаю, чтобы они ловили тех – других!
Диоген:
– А никаких других нет…
Костяным гребнем, сделанным из пасти белой акулы, Диоген старательно расчесывает непослушную курчавую густую бороду и поднимает на меня прищуренные, смеющиеся глаза. В этот момент он напоминает мне дедушку Вову с портретов в школе и в приемных у губернаторов. Взяв в руки стакан парного козьего молока и выпив его до половины, философ наставляет меня, пока Сократ анализирует диалог:
– Видишь ли, в понимании шутника Демокрита, с которым я во многом согласен, «мера – это соответствие поведения человека его природным возможностям и способностям. Через призму подобной меры удовольствие предстает уже объективным благом, а не только субъективным чувственным восприятием»[118]. Поэтому, когда ваша страна исчерпает запасы нефти или в ней отпадет нужда, люди будут вспоминать это время (меру), как золотую пору экономического подъема (удовольствия), на фоне будущего «писца» (призмы), не понимая, что просто размеры лотерейного купона были такими огромными и такими жирными, что поджелудочная железа вертухаев надорвалась, не справилась, не смогла выработать необходимое количество пищеварительных ферментов и утащить, слизать, спустить в желудок экономического казино весь выигрыш оптом, передав его вобизорную[119] часть вирусам, населяющим государство.
Закончив осмысление диалога, Сократ запевает:
– На зеленом сукне казино, что Российской империей называлось еще вчера, проливается кровь, как когда-то вино…
Диоген подхватывает:
– Го-спо-да, ставки сделаны! Го-спо-да, ставки сделаны![120] Сократ, обрывая песню:
– Диоген, историческая рулетка – азартнейшая игра человечества! И ставками в ней служат – еще при жизни – ад и рай.
Диоген, вынимая из-под халата бутыль древнегреческого вина:
– «Ад и рай – не круги во дворце мирозданья, ад и рай – это две половины души».
Сократ (вынимая из кармана халата глиняные пиалы):
– «Вселенная сулит не вечность нам, а крах. Грех упустить любовь и чашу на пирах!»[121].
В этот момент раздается грохот входной двери, и трибуну формирующегося лидерства захватывает рогатый незнакомец в черном, с пробитым верхом, котелке, из которого торчит рог.