Толик вошел в лифт следом за Машей. С тусклым гудением кабина поползла вниз.
– Ты надолго? – спросил он. – Я тебя подожду.
– Не надо…
Она неистово рылась в сумочке.
Когда лифт остановился и двери открылись, Толик вдруг уперся в стену, загородив выход.
– Здрасте! – фыркнула Маша.
Он и не думал уступать, стоял, угрюмо уставясь себе под ноги.
Тень прошла по ее лицу, Маша поморщилась.
– Какой ты дурак… – с огорчением, еле слышно проговорила она и отвернулась.
С верхнего этажа понесся гул – кто-то нетерпеливо колотил по решетке лифта. Двери расходились, урча, и снова сходились.
Маша отчужденно молчала в углу кабины. Пустыми глазами она смотрела мимо него, туда, где за окном подъезда катилась под дождем толпа.
Внезапно Толик выскочил из кабины, с силой вытащив сумку с красной кошкой, которую защемило дверью. Маша нажала кнопку. Створки разъехались – в подъезде никого не было.
Она раскрыла зонт и побежала на остановку.
После экзамена вся группа высыпала на ступеньки у входа, щурясь от яркого солнца и галдя.
Воздух курился над мостовой. За машинами вспыхивали змейки пыли. Только на аллее перед институтом, в тени деревьев еще стояли голубые лужи.
На скамейке Маша сразу увидела сумку с кошкой и воющий приемник. Толик, верхом на спинке скамьи, нависал над своими коленями. Она подошла, поколебавшись.
– Здравствуй…
На нем были темные очки. Маша посмотрела на его окаменевшую, долгую, сгорбленную спину, на хохол, стоящий торчком на затылке, и засмеялась:
– Ну прямо дитя!
– Мария, ты скоро? – окликнули ее от дверей.
– Не ждите, я догоню…
Она присела на скамейку, выключила приемник. Стало тихо. Машины сухо шуршали по асфальту.
– Я сегодня тройку схватила по терапии, – сказала Маша. – Теперь стипендии повышенной не будет…
Фонарь горел над котлованом, подобравшимся вплотную к дому. Земля в свежих отвалах поблескивала росой.
Толик повел Машу по коридору с дверями по обе стороны. На кухне хозяйки обернулись и замолчали, а одна из женщин вышла и смотрела им вслед.
Толик уверенно постучал. Маша озиралась в полутьме.
Кто-то худой и сутулый вырос на пороге.
– Не узнаете, Иван Игнатич? Это я, Анатолий.
Старик в ковбойке разглядывал их, забросив на притолоку длинную руку.
Позади него Маша увидела розовый матерчатый абажур над столом, под абажуром сидел мальчишка с гитарой.