– Проведать вас решили… – добавил Толик.
Старик отошел от двери, словно потеряв интерес к гостям, перелистал ноты, лежавшие перед мальчишкой, ткнул пальцем:
– Булахова к среде.
При виде мальчишки Толик помрачнел.
Ржавые корки украшали его ободранные локти, сквозь челку мерцал сощуренный бандитский глаз.
– Заходи, раз пришел, – буркнул, оборачиваясь, старик.
Мальчишка скатал ноты в трубочку и с гитарой шмыгнул в коридор.
– Кто пришел, Иван? – откликнулся тонкий голос.
– Телевизор-то барахлит! – ни к кому не обращаясь, сказал старик. – Бегает там какая-то мерзость…
Толик хотел ответить, но в дверь просунулась мордочка мальчишки, он ликующе гаркнул:
– Зме-ё-ныш!
И умчался.
– Только разбей мне инструмент! – закричал старик, бросаясь за ним.
Толик покосился на Машу – она посмеивалась. С тяжелым вздохом он включил телевизор, скинул куртку и спросил:
– Как жизнь, баба Лида?
Там, в углу за огромным буфетом, оказалась тумбочка с лекарствами, кровать и икона в изголовье. Старуха с темным лицом в платке таращилась с любопытством из-под перины.
– Куда Иван ушел? – детским голосом спросила старуха, в изумлении глядя на Машу.
– Сейчас придет. Баба Лида, вы, если чего надо, скажите.
Пока Толик копался в телевизоре, Маша слонялась по комнате, рассматривала картинки и грамоты в рамках, во множестве развешанные на стенах.
Старик пришел с чайником, и тотчас откликнулась старуха:
– Ну куда ты пропал, Иван?
Накрыв на стол, он положил на блюдечко варенье и исчез за буфетом. Оттуда послышался шепот, какая-то возня.
– Э, слепота куриная! – донесся его кашляющий смех. – Чего ты хватаешь, это же марганцовка!
– Трубку пора менять, Иван Игнатич, – объявил Толик. – Сносилась.
– А, бес с ней…
Дед разлил чай, жестом пригласил Машу и, дождавшись Толика, спросил:
– Испанку мою видел?
Толик покачал головой.
– Э, брат! Помрешь сейчас…
Он проворно залез на стул, достал с буфета кожаный футляр, раскрыл дрожащими руками. На потертом бархате лежала небольшая шестиструнная гитара с декой темного дерева.
– Севильская работа! Чуть штаны последние не снял.
И он сокрушенно вздохнул, пряча гитару.
– Чаю-то дашь еще? – пискнула старуха.
– А ты играешь? – поинтересовалась Маша.
– Играет! – презрительно скривился старик. – Да разве они теперь играют? Три аккорда выучит – и скорей во двор, столбы подпирать!