Я
вытащила сигарету и прикурила. Горьковатый дым сразу наполнил
легкие, я аж закашлялась. Вторая затяжка пошла легче – прочистила
мозги и принесла успокоение.
–
Ты смотри, не знала, что ты куришь, – удивилась соседка, наблюдая
за кольцами дыма, который я выпускала, как когда-то учил
Жорка.
–
Жизнь такая… – со вздохом протянула я. – Поневоле
закуришь.
–
Эх, как тебя… – встревожилась соседка, – ты вот что, девонька,
поесть бы тебе сейчас надо.
И
правда. Я сразу почувствовала адский голод. В этом мире я еще ни
разу не ела. А когда последний раз ела Лида – не знаю. Поэтому
пошла за соседкой на общую кухню. Кроме того, нужно осмотреть
ареал, где теперь предстоит обитать. И раз появился добровольный
экскурсовод, глупо не воспользоваться такой
возможностью.
Кухня любой коммунальной квартиры – это
прежде всего арена боевых действий. Примерно, как территория
Палестины в окружении противника: кругом враги, летят снаряды, да
еще и жара адская. Чуть зазевался – и всё.
Наша кухня, как никто, подходила под это
определение: на здоровенной, срочно требующей капитального ремонта
территории комнате было четыре кухонных стола, четыре плиты, три с
половиной холодильника и большой пузатый буфет. Буфет принадлежал
моей новой знакомой – Римме Марковне Миркиной, по праву
первородства, тьфу, то есть по праву заселения – она была самой
первой из жильцов квартиры. Причем изначально ей принадлежали целых
две комнаты. Но потом где-то там наверху решили, что одинокая
пожилая женщина в двух комнатах – это непозволительная роскошь для
государства, поэтому ей оставили только одну, а во вторую,
побольше, моментально заселилась многодетная семья крановщика
пятого разряда Грубякина. Кроме четырех детей, воспитанием которых
было явно некому заниматься, в семью входили супруга Зинка,
домохозяйка и сплетница, а также теща Клавдия Брониславовна,
интеллигентная женщина с нелегкой судьбой, схоронившая в свое время
четырех мужей и сейчас находившаяся в активном поиске пятого. Все
коллективно надеялись, что Грубякиным рано или поздно дадут
отдельное жилье, но что-то там никак не складывалось, поэтому все
семейство, которым было слишком тесно в одной комнате, периодически
начинало интриговать то против Риммы Марковны, то против Петрова,
четвертого нашего соседа. Федор Петров был тунеядец и алкаш. Из-за
пристрастия к спиртным напиткам его за спиной называли
Петров-Водкин. В Советском союзе всем трудоспособным гражданам
полагалось работать и за тунеядство даже была статья. Но у Петрова
была оформлена инвалидность, что позволяло ему не ходить на работу
и калдыбанить сутками. Когда у Петрова заканчивались деньги, он
становился очень склочным и мог переплюнуть в многоходовых интригах
даже Клавдию Брониславовну.