Ну, хрен редьки не слаще. Понятно, что самому невольнику лучше, когда его выкупят родные, а не в шахту или на галеры отправят. Но суть бизнеса от этого не особенно меняется.
— И меня выкупить сможешь, если я в плен попаду?
— Сможешь, господин, сможешь. Ты серебро закопать глубоко-далеко, и верный слуга сказать, пусть выкапывать, когда твоя в плен угождать. А потом мой звать. Я ездить — твой искать и на воля выпускать. Да. Это мой работа.
— Я запомню. А что ты делаешь, если у родственников нет денег на выкуп?
Носатый пригорюнился, подпер руку щекой и отчетливо всхлипнул:
— Тогда я рассказать грустный-грустный быль, как трудно пленник на галера жить. Вах, как тяжело… Очень правда рассказывать. Самая бедный крестьян сразу сокровищ в коровник находить, ой-ой-ой… Никто еще не сказал мой: нет.
— А сколько заплатишь за раба? Если захочу продать.
Нет, не мое это — торговля людьми. Чем-чем, а этим точно заниматься никогда не буду. Но, надо ж как-то разговор закончить. А запоминается последняя фраза.
— У меня нюх, как собака! Я глядеть раба и сразу все понять. Голодать они или хорошо кушать. Чего стоить… За дворянина больше деньга… Я всех местных господ знать: имения, наследники, долги… Не обидеть. Будет кто продать — зови мой, я приятно купить.
* * *
Федот ждал моего возвращения. Сам наполнил стаканы, но пить не стал. Поглядел на меня внимательно тяжелым взглядом, который предшествует той стадии опьянения, когда возникает вопрос «слышь, мужик, а ты меня уважаешь?».
— Ну, говори уже. Что тебе от меня надобно?
— Мне?.. — абсолютно искренне удивился я.
— Ты же ко мне подсел, а не наоборот… — не дал сбить себя с толку стрелец. — Так что либо выкладывай, либо проваливай. Мне без разницы.