–
Жаль, из нас получилась бы неплохая пара. – Решился он все-таки
поддержать мои жалкие попытки юморить. – Бард может только мечтать
о такой жене. Ты целых полчаса слушала эти жуткие звуки, и даже не
попросила заткнуться.
«Ф-фух, если шутит – значит, обошлось! Шутим
дальше»…
Но
развить тему не вышло – появились сначала сьеррин с Ассилем,
притащившие гору фруктов, потом вернулся Тавель с вестями, что
вокруг базы все вроде бы тихо, от орков нет даже следов. В общем,
стало явно не до того.
Во
время ужина обсуждали только одно – можно ли уже уходить из сида. В
конце концов, Вессаэль, посчитав что-то там для себя, решил, что
да, пора, не сидеть же здесь вечно? Тем более, непосредственной
опасности пока вроде нет, чем стоило пользоваться. Весь завтрашний
день решили посвятить сборам, нужно было отобрать и уложить все,
что планировали унести с собой. Прежде всего, конечно,
архив…
А
ночью я рыдала в подушку, кусая ее, чтобы не начать выть в голос от
жалости к себе. Да что ж такое, ну за что мне это опять?!! Ведь
скажи я Суинни…, да что там «скажи», просто молча кивни,
соглашаясь, и мы попали бы на острова увешанные суиринненами как
елки в новый год. Может, вот прямо сейчас, здесь, в этой самой
постели»… Ведь он настолько хорош, что не мечтать об этом просто
невозможно. Я же не железная! Впрочем, они все более чем достойны
любви. И стоит лишь чуток отпустить свои чувства – остановиться
потом будет невозможно. Но бард даже на таком фоне выглядел
особенно: эти теплые глаза, этот легкий характер, эта выделяющая
его способность улыбаться… А я отказалась. Сама! Потому что он,
уверена, не забудет свою недоступную принцессу.
И я
точно знала, что все сделала правильно, но было от этого знания не
легче, а даже хуже. «Боги, ну пожалуйста, дайте мне силы не
испортить в очередной раз жизнь ни себе, ни этому наивному,
несмотря на свой возраст, дураку, который еще даже не знает, на что
решился! Дайте мне силы никому здесь ничего не
испортить!..»
Заснула уже под утро, точно зная – скрыть
истерику не удалось. Оставалось лишь надеяться, что хоть причина
останется для них загадкой. А вообще – плевать. Я живой человек,
имею полное право!
Утром, за завтраком, все сидели притихшие, но
с расспросами, к счастью, никто не лез. Ребятки исподтишка кидали
на меня взгляды, в которых угадывалось беспокойство, и только
Суинни прятал глаза – кажется, догадался-таки, что спорол вчера
что-то не то. И мне оставалось упорно делать вид, будто ничего не
случилось, и вообще, ночью их посетила коллективная галлюцинация. Я
болтала за всех сразу, натужно пыталась юморить и с нарочитым
аппетитом уплетала со стола все подряд. «Вот еще, никому не позволю
обзаводиться комплексами вины за свой счет. И тем более себя
жалеть! Это мое, и только мое право! Да и то лишь наедине с собой,
любимой, и не слишком часто – нечего себя сильно баловать и
расслаблять».