— Личная просьба. Будет случай — намекните советнику Калугину,
что он склочник и засранец, но я не в обиде. Вот прямо так и
намекните.
Пока я соображал, как бы намекнуть товарищу военачальнику, что
все его докладные на Калугина в МВО были там зарегистрированы и без
рассмотрения направлены к нам в МИД, а шеф департамента с ними
ознакомился и на каждой оставил резолюцию: «Очень познавательно. В
архив!», — подполковник уже убыл.
— Разойдись!
Ну, разошлись. Газин хлопнул Брилёва по плечу, тот подергал
коллегу за орден и уважительно цокнул языком; сейчас будем
рассаживаться по машинам, а челнок — на второй рейс, здесь еще
только половина наших.
— Смотрю, ты совсем обжился, — сказал Газин. — Помойку даже
устроил.
— Это не помойка! — Брилёв мигом надулся. — Это хранилище
твердых бытовых отходов.
— Кто бы мог подумать. А сверху — такая неорганизованная куча
мусора...
— Там есть табличка. Написано: «Хранилище ТБО».
— Если это выглядит, как помойка, значит, такая помойка. Да
кончай ты переживать.
— А что я еще могу?..
— Ну, ты хотя бы нарисовал табличку. Я ее сохраню, как память.
Боря, поздравь меня, я все уладил. Пока ты здесь такой
прохлаждался, я такой обивал пороги в Министерстве... Ладно, ладно,
не злись. В общем, погрузим твою помойку такую-растакую на челнок,
поднимем и выбросим с низкой орбиты. Пускай горит. Красиво и
экологично.
— Это ты молодец, конечно... — Брилёв замялся. — Но спешить не
надо.
— Что еще такое?
— Отойдем. Ты сажай людей пока.
— По машинам!
Командиры отошли в сторонку и принялись шептаться. Естественно,
все управление сделало вид, что пропускает вперед личный состав, а
само обратилось в слух с применением технических средств.
Я пожал плечами и двинулся к бэтээру. Мне, конечно, не скоро
расскажут, в чем дело, но рано или поздно узнаю.
Наверное сломали чего-нибудь и докладывать не стали, а теперь
оказалось, что починить нельзя.
Давно пора. Это же армия. Она что угодно может сломать.
Впереди кто-то взвизгнул, обжегшись о раскаленную броню.
Унгелен уже здоровался с отцом Варфоломеем, вернее, почти исчез
в его медвежьих объятьях, а батюшка украдкой перекрестил молодого
человека со спины. Выглядело это трогательно и комично.
Я поставил чемодан и сделал церемониальный жест встречи после
долгой разлуки — руки на уровне пояса ладонями вверх. Добра тебе,
Унгелен, все мое — твое.