С другой стороны, я человек органически незлобивый, и ко всем с
открытой душой. А вот мой сменщик Калугин — настоящий дипломат,
мягко стелет, да жестко спать, — и интеллигентнейший подполковник
Брилёв пишет на него в среднем по одной докладной в месяц...
— Сорочкин нужен Гене, — напомнил я.
Унгелен, этот министр туземных иностранных дел, даже не пытался
делать вид, будто не подслушивает. Он стоял, навострив уши, и
ухмылялся во всю физиономию.
— Вырос, — сказал полковник. И сокрушенно вздохнул.
Церемониальное приветствие Газин исполнил так легко и
естественно, словно вырос тут во дворце. Передача официального
приглашения на прием от великого вождя тоже прошла без сучка, без
задоринки; я прямо любовался нашим командиром. Может, когда хочет!
Потом они с Унгеленом хлопали друг друга по плечам и спинам,
растроганно бормоча: «Ну, здравствуйте, товарищ полковник!» и
«Здравствуй, товарищ вождь!» Потом товарищ вождь уважительно
потрогал новый орден на товарище полковнике и цокнул языком.
— А ты думал!.. — непонятно, но убедительно объяснил Газин.
— Да я понимаю! — со стопроцентно аутентичной земной интонацией
отозвался Унгелен.
Ну прямо русский парень Гена, только черненький. Судя по
выговору, урожденный москвич.
— А как Галочка?
— Стала еще красивее. Просила меня поцеловать Андрея, но, я
решил, они как-нибудь сами.
Вот же зараза, а?!
Газин оглянулся на меня.
— Наш советник — он тако-ой! С виду тихоня, а палец в рот не
клади!
— Советник Русаков хороший человек и пользуется неизменным
доверием всего нашего рода, — очень мягко, почти воркуя, произнес
Унгелен.
Газин чуть не поперхнулся, но мигом взял себя в руки.
— Понял, — сказал он просто и кивнул.
Сообщение принято к сведению. Не вышло бы оно мне боком.
— Так... Гражданин Сорочкин. Благоволите заехать на базу и
включиться, после чего работайте по своему плану. Не забудьте сухой
паек и каждые двенадцать часов докладывайте оперативному
дежурному.
«Гражданин Сорочкин» — каково? Умеет полковник выразить человеку
все, что о нем думает, буквально парой слов.
Насколько я понимаю, ничем Сорочкин перед Газиным не провинился
ни разу, просто у начальника экспедиции идиосинкразия на Лешу,
необъяснимая, но сильная, вроде моей. Не стал бы он иначе бегать за
ним с пассатижами. Такое проявление чувств со стороны полковника
надо заслужить. Это у нас случается либо от большой любви, либо по
причине крайнего нервного возбуждения.