— Если хочешь, я сниму его. Это два слоя герметика, черный
поверх белого, их можно просто срезать и скатать в рулон.
— Даже знать не хочу, откуда у русского дипломата герметик в
таком количестве.
— Со склада, вестимо.
— Коррупция?
— Я бы скромно назвал это бесхозяйственностью.
— То есть, банальная кража. Во дворце тебя такому не учили.
— Во дворце плохому не научат, — Калугин подошел и встал рядом.
— Хочешь верь, хочешь, нет, еще и поэтому я не хочу возвращаться
сюда. Они совсем как мы, но гораздо лучше нас. Особенно новое
поколение, дети Тунгуса и их ровесники. Чистые, верные долгу,
порядочные...
— Ага, и голову проломят любому, кто показался им
непорядочным.
— А почему бы и нет!
— Очнись, Кость, это мафия, — сказал я. — Мафия всегда со
стороны выглядит намного привлекательней, чем любая
госструктура.
— Но мы-то знаем ее изнутри!
— Ну, знаем. Обязаны. Задача у нас...
— Да к черту такие задачи! — отрезал Калугин. — Буду сидеть в
офисе, а эти кукольные черные мордашки забуду, как страшный
сон.
И отвернулся от портрета несколько резче, чем полагается в
приличном обществе.
Унгали смотрела на нас и наверное думала, до чего же мы
смешные.
Беда с местными аристократами, очень славные они люди. Мы с
Калугиным знаем их, как никто. Уверен, разведка изучила их
повседневную жизнь намного подробнее, и может посекундно должить,
что происходило во дворце и его ближайших окрестностях тогда-то и
тогда-то. Зато наша работа — хреновая, прошу заметить, —
предполагает тесные и даже неформальные контакты с объектом. В
идеале — доверительные и теплые. Но каждую секунду ты обязан быть
начеку и помнить, что с тобой работают тоже. Увы, дружба
официальных лиц — не более, чем удобный инструмент решения
вопросов, и вся история Земли это доказывает. А пресловутая
«ценностная политика» со всеми ее гуманными лозунгами была такой же
выдумкой пиарщиков, как и сами «общечеловеческие ценности», ради
которых так легко начинаются ковровые бомбардировки. Не бывает
дружбы между странами; и братских народов не бывает, забудьте. Есть
только интересы выживания нации, и поступиться ими ради личной
симпатии немыслимо. «Хороший парень» — наша профессия, но совсем
хорошим парням, наивным или легко управляемым, в нее путь заказан.
Съедят. И плевать, что съедят тебя лично — страну твою могут
слопать, а ты и не заметишь, как.