- Э, Бабасук…! Долго жить будешь! –
подал голос седой мужик в очках. – Вчера только о тебе
вспоминали.
- Ага, было! – подтвердил Булкин.
- Мне похуй, что вспоминали! – веско
произнес Кандагар, исподлобья глядя на гостя. – Здесь не подают.
Пиздуй отсюда…! Булкин, проводи!
- Че, сразу я?!
- Ты впустил, ты и выпроваживай.
Булкин нехотя стал подниматься, а
человек в куртке, получивший, наконец, имя, попятился назад,
озираясь, не зная, что предпринять. Его выставляли за дверь. И
поделать ничего нельзя.
- Ага! Сейчас выйду, а вы опять без
меня бухнете, - сказал Булкин, надвигаясь на незваного гостя.
- Не ссы, не бухнем.
Услышав про бухло, Бабасук сообразил,
что забыл про самое главное, с чего надо было начинать, про пропуск
в это заведение. Он, все еще пятясь назад, вытащил из карманов две
полуторалитровые бутылки вина и выставил перед собой на вытянутых
руках. Увидев бутылки, суровое лицо Кандагара в одно мгновение
расплылось в улыбке, глаза заблестели. У остальных тоже появился
радостный блеск, тоже заулыбались. Не улыбался лишь ссутулившийся
мужик в ушанке. Он, трясущийся, косился на бутылки и сглатывал
слюну.
- Че ты раньше молчал?! – прогремел
Кандагар и заерзал в кресле. – Бе, ме! Баба сука, какая-то! Сразу
бы сказал, что по делу…! Проходи, садись! Мужики, - обратился он ко
всем, - живем! Гуляем дальше! Булкин, организуй быстренько товарищу
психу место!
У Бабасук приняли бутылки. Откуда-то
материализовалась трехногая облупленная табуретка. На столе, в
шеренге стаканов, появился шестой, такой-же, куда вылили остатки
водки, и в другие добавили. Бабасук скинул капюшон, расстегнул
куртку, снял вязаную шапку, сунул ее в карман, и без лишних
церемоний уселся на отведенное место, пристроив вещмешок в
ногах.
- Ну-у-у! – басом протянул
Кандагар.
Наверное, это была команда, так как
после нее к стаканам с разных сторон потянулись руки. Бабасук взял
последним, оставшийся.
- За что не пили? – спросил Кандагар,
подняв стакан.
- Сегодня, считай, ни за что не пили,
- ответил Булкин. – Третий всего.
- Та-а-ак… Ты, вроде, говорил, там
зима…? Тогда, за зиму!
Тост получил общее молчаливое
одобрение. Стаканы сошлись над столом, в центре, звякнув друг о
друга, и опрокинулись с характерными плесками в открытые пасти, из
которых донеслись различные по интенсивности и тональности звуки
послевкусия. Бабасук, уподобившись остальным, замахнув свой стакан,
крякнул, закусывать не стал, занюхал рукавом. Лишь только мужичок в
ушанке долго возился со своей порцией, пил мелкими глотками, как
горячий чай, стуча зубами о стекло. Когда стаканы вернулись на
стол, когда все продышались и гримасы от выпитого сменились
блаженными улыбками, Бабасук подумал, что согласно этикету лучших
домов Лондона и Парижа пришло самое время познакомиться. Однако,
ему представляться никто не стал. Лишь только мужик в очках, тот,
который с интеллигентным лицом, протянул руку, назвался Андроном и
сразу спросил после рукопожатия: «Курить есть?» Бабасук
отрицательно помотал головой. Андрон с сожалением вздохнул. Мужичок
в ушанке, досмаковавший, наконец, свою порцию водки, зашевелился, с
трудом попал трясущейся рукой в карман куртки, вытащил замызганную
пачку «Примы», бросил на стол.