Георг переключил внимание на телохранителя и
спросил:
– Ловчий, за нами кто-нибудь идёт? Вообще какое-нибудь
движение?
– Только паразиты, капитан, – отозвался
скитарий.
Когда-то Ловчего звали совсем обыкновенно – Джек или
Джон, например – но об этом забыл не только Георг, но и сам Ловчий.
Наверное, так даже лучше – не помнить, что когда-то ты видел своими
глазами, слушал своими ушами, мог наслаждаться вкусом еды и
напитков, которые приготовили только для тебя, сам, без помощи
имплантатов, чувствовал прекрасные ароматы, и, наконец, сжимал в
своей руке – в своей руке, а не в протезе – ладонь любимого
человека.
Ловчий двигался почти беззвучно, а мог и вообще обойтись
без "почти" – модель позволяла – но таким образом предупреждал
капитана о глубоких лужах или крошащемся камне под ногами. Ловчий и
подсветку оптических имплантатов включил на полную мощность – алое
сияние разбавило белый свет фонарей Георга и Мурцатто.
Впереди процессии Ловчий, в центре подсказывала дорогу
Мурцатто, а замыкал, то и дело оглядываясь, Георг.
Так они и выбрались из лабиринтов сточных каналов.
После, конечно, пришлось вскарабкаться по обледеневшему склону, но
помогая друг другу, революционеры всё-таки оказались на засыпанной
снегом дороге.
– Фух… вот так зарядка, – произнёс Георг. – А я ведь
старый больной человек.
Мурцатто усмехнулась и сказала:
– Старый и больной человек крайностей. То ноет и
грозится уйти на покой, то прыгает чёрт знает где.
Георг хмыкнул и осмотрелся.
Дорога вела к порту, а вокруг раскинулась привычная
картина стирийского города-крепости. Нет, не многомиллионный и
многоуровневый муравейник, здесь каждый житель мог увидеть небо,
стоило только поднять голову. Однако вот уже без малого восемьдесят
лет небо над Адуей было задымлено, а о сочетании "свежий воздух"
даже не вспоминали. От шедевра фортификации остались только во
многих местах проломленные крепостные стены, которые из года в год
обрастали бараками для рабочих и покосившимися почерневшими от
копоти халупами людей чуточку богаче.
Совсем другое дело – храмы Бога-Машины, то есть фабрики
и заводы. О пристойном виде этих сооружений заботились. На крышах и
у стен производственных зданий постоянно работали мусорщики,
трубочисты и маляры.
Храмы занимали не только лучшие и самые удобные места –
шутка ли, даже на месте бывшего губернаторского дворца – но и
вообще словно бы размножались почкованием. С каждым годом всё
больше. С каждым годом производство ширилось, и Стирия медленно, но
верно двигалась к званию "промышленный мир", а там и до
"мира-кузни" недалеко.