— Я не прощу измену, Кир.
Никогда»
Не думала, что это случится и с нами.
Правда, и совместной старости я тоже никогда не представляла. А
вообще, многие ли задумываются о том, как через сорок лет будут
гулять в парке под ручку с мужем? Хороший вопрос, но я точно не в
их числе.
До начала пары остаётся пятнадцать
минут и я нажимаю на газ, радуясь, что университет недалеко. Но всё
равно опаздываю.
— Извините, — к концу курса
только-только начали появляться профильные предметы и этот, к
счастью, не является ни одним из них, — можно?
— Проходите, Самсонова, — Разумовская
приглашающе машет рукой и продолжает лекцию.
Четыре пары истории подряд могут
усыпить кого угодно, но волевая ироничная преподавательница вносила
немало оживления в свой предмет. Поток из пяти групп не оставил ни
одного приличного места и либо я сажусь с Хоффманом на второй ряд,
либо иду в самый конец. Естественно, я поднимаюсь по ступеням
римской аудитории, но это не избавляет меня от его навязчивого
внимания, после вчерашнего отчётливо отдающего подлостью.
— Как ты? — он присаживается передо
мной на парту, чего никогда не позволял себе раньше. Решил, что с
горя я кинусь в его постель?
— О чём ты, Хоффман? — я не прячу
глаза под солнцезащитными очками и любой, в том числе и Меркулова,
может попытаться поискать на моём лице признаки ночной
истерики.
— Со мной ты можешь поделиться, — он
склоняется ко мне, бережным и лёгким движением заправляет прядь
волос за ухо, напрочь игнорируя сотню вытаращившихся на нас
студентов.
Голос звучит на зависть любому
психотерапевту — такой же ласковый и внушающий доверие. А со вчера
Гриша заметно осмелел!
— Пошёл к чёрту, Хоффман! — его не
берёт ничего — ни мой снисходительный тон, ни ядовитая насмешка в
глазах.
— Брось притворяться, Кира, — он всё
ещё пытается вызвать меня на откровенность под злобными женскими
взглядами половины потока, — я могу помочь! — честное слово, он
подставился сам!
И я не могу сдержаться — выразительно
осматриваю его с головы до ног, задерживаю снисходительный взгляд
на ширинке, и подаюсь к нему.
— Помоги сам себе, Гр-риша, — после
томного шёпота издевательский смешок был ещё более уничижающим.
Как и то, что мои слова слышат
практически все — в момент оглушающей тишины после звонка о начале
пары.
Собирается дождь. Тёмные грозовые
тучи группируются над острым шпилем главного корпуса, словно
сговариваются, когда именно разразиться проливным дождём, чтобы
угадать самый неподходящий для жалких людишек момент. И я ощущаю
себя самой жалкой из всех.