Нужно ехать домой, разговаривать с
Кириллом, обсуждать развод, а сил нет ни на что.
Он стал мне неплохим мужем, где-то
слишком жёстким, где-то самолюбивым, но неплохим. Многие так живут,
и до вчерашней ночи в наших отношениях меня не смущало ничего. Но
Меркулова стала основой, на которую за последние двенадцать часов
нанизалось много всего из того, с чем раньше я мирилась, не особо
переживая о собственном комфорте.
И привычный путь домой занимает
гораздо дольше времени. Не помогают даже мысли о Сашке, напрочь
перебиваемые тошнотворным сосущим чувством в желудке. Тем самым,
которое всегда предвещает кардинальные изменения, и не факт, что со
знаком плюс. На парковке я тоже задерживаюсь дольше обычного.
Настолько, что автоматическое освещение начинает гаснуть, оставляя
тусклые оранжевые споты на стенах, и только тогда я выхожу из
машины, заставляя снова вспыхнуть верхний свет.
На десятый этаж лифт поднимается
слишком быстро и мне приходится застыть на несколько секунд перед
тёмно-зелёной дверью собственного дома. Хотя какой теперь дом…
Пусть Кирилл не водил сюда любовниц, но мне никак не удаётся
отделаться от ощущения грязи и презрения, усиливающегося тем
сильнее, чем ближе я подхожу к квартире. Это должно было быть
просто. Но не было. Два тихих оборота ключа, щелчок и я вступаю на
тёмную, под дерево, плитку, из всех предметов отчётливо выхватывая
одно — обувь мужа.
— Привет, — в моём взгляде на него
нет ни упрёка, ни мольбы.
Ледяное равнодушие, всё же
пробивающее его самоуверенную броню. Мне хорошо известны его
привычки, в том числе и эта — когда нервничает Кирилл всегда
засовывает руки в карманы брюк.
— Привет, — снимаю босоножки и иду в
спальню, чтобы переодеться и принять душ.
— Кира…
— Не сейчас, — раньше я бы скинула
платье прямо перед ним, желая возбудить, спровоцировать, но сегодня
я скрываюсь за дверью ванной от него и всё более гнетущей
атмосферы.
Вот только вода не помогает и после
бодрящего контрастного душа на мне лишь полотенце и его пристальный
взгляд, словно широкая ладонь скользящий по открытой шее и плечам.
В домашний костюм забираюсь как в броню.
— Идём в гостиную, — просит Кирилл и
хочет взять меня за руку. Демонстративно убираю ладонь.
Только сейчас замечаю, что в воздухе
витает трудноопределимый аромат и непроизвольно чихаю, глядя на
заставленную тридцатиметровую гостиную. У меня нет предпочтений
среди цветов, видимо, поэтому Кирилл решил устроить здесь филиал
цветочного магазина, вот только ничего кроме глухого раздражения
разноцветные бутоны не вызывают.