— Запомню.
Из соседней комнаты слышится Лунтик,
а мы чинно сидим на кухне, не спеша начинать разговор.
— Ты мне соврала, Кира, — отставляя
кружку я знала, что увижу и не разочаровалась. — Сегодня, в
зоопарке, — немигающий взгляд, сжатые в тонкую линию губы и всё
недовольство мира на лице.
— И ты решил за мной проследить?
— Увидел твою машину на парковке
супермаркета и не удержался, — Хоффмана не беспокоит ни это, ни
нахождение в чужой кухне.
Кажется, он везде чувствует себя
хозяином положения, что лично меня удивляет. Подобное мне
приходилось видеть, и не раз, но те мужчины были гораздо старше.
Хотя что я знаю о Хоффмане? Только то, что он гений в
математике.
— Зачем ты приехал? — второй раз
закосить под дурочку не удастся и мы оба хорошо это понимаем.
— Я уже сказал, — хмыкает он, даже не
притронувшись к кружке. — Я хочу тебя и хочу знать сколько это
будет стоить.
Выдыхаю через сцепленные зубы и резко
поднимаюсь. Помыть кружку становится лучшим выходом. Ярость кипит
внутри, расплёскиваясь, выжигая внутренности и заставляя дрожать
руки. Холодная вода не способствует успокоению, но мне нужно занять
руки, чтобы не запустить кружкой в Хоффмана. Так, чтобы «Кирочка»
разбилась осколками вместе с его лбом. Баран! Купить меня!
Плевать, что я сама вложила эту мысль
в его голову! Плевать, что это не должно меня задевать! Никогда в
жизни я не оценивала людей по степени наполнения их банковских
счетов! И услышать это оказалось… чересчур.
— Не злись! — шёпот обдаёт тёплой
волной ухо, горячие руки ложатся на талию и он прижимается ко мне,
демонстрируя всю степень своего желания.
Удар.
Я бью не по-женски, сильно, вкладывая
всю горечь последних суток, и Хоффман отступает на шаг. Из носа
течёт кровь, красными каплями въедаясь в белоснежную поло.
— Запомни, Хоффман, раз и навсегда, —
мне действительно легче. Не настолько, чтобы останавливать
бракоразводный процесс, но достаточно чтобы перестать считать его
виновником всего этого, — не подходи к стрессующей женщине! И не
демонстрируй своё желание, если не хочешь остаться без
достоинства!
Очень удачно нож оказывается в моей
руке, но я бросаю его в раковину и тыкаю в Хоффмана вафельным
полотенцем с весёлым петушком, стоимостью пять советских рублей.
Прямо в нос, туда, где совсем недавно был мой кулак. Ругательство
радует больше любимого коктейля, но Хоффман может считать это
проверкой. Если бы я сломала нос, кровь не остановилась бы так
быстро, да и боль имела совсем другой оттенок. Знаем, плавали.