Эйдан повернул к ней голову и слушал со всем вниманием. После
последней фразы шире распахнул глаза. Голубые, яркие, обрамленные
на удивление темными ресницами, несмотря на светлые волосы. Как она
могла забыть их цвет?
— Сама? А как же садовник?
Амелия пожала плечами и потупилась, смутившись под пристальным
взглядом.
— Бабушке нравилось ухаживать за растениями.
— А вам?
И ей тоже. Правда, в последнее время Мэл все больше испытывала
не радость, а бессилие, так как у нее не получалось применять дар,
как учила покойная леди Грерогер. Но ей все равно нравилось в саду.
Шелест листьев на ветру, пение птиц, аромат цветов. Нравилось быть
тут одной, что-то пересаживать или поливать. Следить за полетом
пушистых пчел.
Она вспомнила, как какие-то три четверти часа назад Клара
отчаянно терла ее руки мочалкой, пытаясь вымыть землю из-под
ногтей. Бросила быстрый взгляд на кисти идущего рядом с ней
молодого человека…
И соврала.
— Не очень.
— Согласен, — охотно поддержал Эйдан. — На это есть садовник. А
у пожилых всегда свои причуды.
Мэл обиженно вскинула на спутника глаза. Бабушка умерла в
преклонном возрасте, но в здравом уме. Разве помогать растениям и
творить красоту — причуда?
— Ты такая красивая, — вдруг с придыханием произнес Эйдан,
останавливаясь и протягивая руку к ее лицу. Тоже остановившись,
Амелия вмиг позабыла, что хотела высказаться в защиту бабушки. — И
кожа такая нежная. — Пальцы молодого человека прошлись по ее скуле,
добрались до виска, заправили за ухо выбившуюся из прически прядь.
У Мэл перехватило дыхание. — Можно тебя поцеловать?
Вот так — в лоб. Разве им не надлежало гулять по саду месяцами,
невинно держась за руки? С другой стороны, что может быть плохого в
поцелуе? Клара говорила… Но ведь и отец отчего-то разозлился.
Запутавшись в собственных мыслях, Амелия окончательно
растерялась и не успела ответить. А Эйдан уже шагнул ближе, положил
руку ей на талию сзади и властно притянул к себе. Мэл вздрогнула,
то ли от неожиданности, то ли от прикосновения его ладони, жар
которой остро чувствовался через тонкую ткань платья.
А в следующее мгновение вторая рука спутника оказалась на ее
затылке, и пухлые, не менее горячие, чем рука, губы коснулись ее
губ.
Горячо и влажно. Безумно волнительно и неизвестно, как
правильно. Клара говорила, что она все поймет сама, но Амелия не
понимала. Ей нравилось? Или следовало оттолкнуть наглеца? Еще Клара
обещала какие-то ощущения внизу живота, но Мэл не чувствовала
ничего, кроме растерянности, влажных губ и горячих рук мужчины.