«… но, умоляю, не верь ни одному слову, не теряй голову от
волнения – со мной все благополучно. И так и будет, я в полной
безопасности с верными слугами в нашем особняке. Единственное, что
гложет меня – что я невыносимо далеко от тебя и не смогу увидеть
тебя до того, как мое здоровье позволит вернуться».
Ари снова недовольно посмотрела на зачеркнутые строки – теперь
про здоровье. Миранда вставила над этой фразой другую: «...до того,
как мое состояние не будет вызывать у меня опасений, когда я смогу
позаботиться о себе и не только. Сейчас это сложно – ты знаешь о
моих приступах слабости, когда я абсолютно беспомощна. И я не могу
предсказать, когда это чудовище нанесет удар. Именно об этом я и
хотела бы тебя предупредить – не спускай глаз с нашего сына, он
хитер, изобретателен и… Да, ты прав – наш сын – настоящее чудовище.
Странно такое писать, но я чувствую так, что он будто и мой сын, и
не мой (я знаю, о чем ты подумаешь, когда прочитаешь эту фразу, и
да – я бы тоже иронично улыбнулась, ведь это можно сказать о них
обоих).
Но все же… Как, скажи на милость, мы могли породить это? Мы его
любили, он никогда ни в чем не нуждался, но вырастет из него
настоящий монстр, способный скрывать свою натуру за беззаботной
улыбкой и таким искренним взглядом красивейших глаз. Он будет очень
красив, и это тоже опасно…».
Ари только страдальчески вздохнула – снова Миранда сочла
несущественной эту информацию, но дальше уже ничего не вычеркнула.
Ни одного ужасного слова, каждое из которых не просто добавило бы
черной краски на портрет лорд-маршала, а полностью замазало бы его
красивое лицо, а на этом фоне проступило бы совсем другое –
искореженное злобной гримасой лицо демона, в детстве едва не
убившего свою мать. Не по недомыслию, не по воле несчастного
случая. Именно об этом сообщила Миранда супругу:
«Ты скажешь, что я зря паникую… Нет, разумеется, не скажешь, ты
слишком хорошо меня знаешь и поймешь, что я бы никогда так
опрометчиво не сбежала, но я обязана перед тобой объясниться. Не
брани слуг – они ни в чем не виноваты, они следили за ним круглые
сутки, но он все равно сумел избавиться от опеки.
После очередной его эскапады (я не стану вдаваться в
подробности, меня стошнит от одной мысли, тебе все расскажет
Кристиан) мы решили запереть его в его комнатах, пока не
подействует успокоительное, но он выбрался. И среди ночи затаился
на лестничной площадке, дожидаясь утра. Это не было спонтанное
решение, дорогой, у него был план, он выдрал все крепления с
дорожки на лестнице. Голыми руками – ты знаешь, как он становится
силен во время приступов и каким дьявольским разумом обладает,
чтобы их контролировать. Утром, едва я встала на первую ступеньку,
он заорал, как сильно меня ненавидит, и дернул дорожку. Я чудом
устояла на ногах, меня спасла ваза на перилах – я уцепилась за
нее.