Следовать. За мной.
И главное, за неё имплант разговаривает, машина, а всё одно
чувствуешь — нервничает воспитатель. И я нервничаю. Потому что
никогда в жизни я не ходил ни в какую самоволку. Да и она тоже.
Откуда тогда такие яркие воспоминания?
Каждый раз я просыпался в луже собственных феромонов и каждый
раз сызнова начинал злиться. Сколько можно? Уже и в лабиринт не
хожу, а всё одна и та же напасть.
Я даже со злости снова начал проходить лабиринты, больше не
придуриваясь. Уж лучше слоны, чем через дырку в заборе лазить,
нарушая протоколы безопасности. Воспитатель, конечно, это заметила,
и снова начала меня привечать, да и харч вернули пуще прежнего,
довольно урча пузом, я возвращался после очередного забега к себе в
каморку.
Но ничего не вышло. Дождевые леса и горные перевалы не
вернулись.
А то воспоминание, напротив, росло и ширилось. Иногда в нём мы
бегали по заброшке от патрулей. Иногда — забирались вместе в
длинную кишку тоннеля метро, где на меня набрасывалось из темноты
нечто несуразное. Но два элемента неизменно сопровождали каждый
вариант воспоминания — побег через ограждение и яркие ходовые огни
транспортёра в глаза. Мы с воспитателем замираем в этом слепящем
потоке, после чего я слышу команду.
Бежать! Бежать!
Как и любые воспоминания, эти были ничуть не более осмысленными.
Что это? Почему я это вижу? Но их повторяемость делала их
особенными. И со временем я их мог воспроизвести уже и не только в
бреду, буквально поминутно пробегая в собственных мыслях этот
треклятый лабиринт, в конце которого меня больше не ждал никакой
кролик. Пробегал так часто, что когда однажды в виварии среди ночи
раздался звук отпираемого магнитного замка, я даже не удивился. Для
меня это было всего лишь ещё одним приступом.
Следовать. За мной.
Воспитатель была вся на нервах. Болторез в её руках буквально
ходил ходуном, когда она проделывала лаз в ограждении. Впрочем, она
кое-как взяла себя в руки и повела меня вперёд, обходя на пути
камеры и лидары. Я машинально следовал за ней, ничуть не удивляясь
происходящему. Для меня это уже был сотый, тысячный побег, я
столько раз проделывал это в собственных воспоминаниях, что
реальность становилась скучной обыденностью.
Снова топот ног в ночи. Снова брызги луж в электрических огнях.
И да, снова сноп света мне в глаза. И уханье матюгальника. Нам
приказывали стоять, где стоим.