В начале тоннеля была какая-то
движуха. Бугаи в спортивных олимпийках и кожаных куртках стояли
группами по три-четыре человека, что-то обсуждали и таскали. По
ощущениям, время было пять или шесть часов утра. Меня Генка завел в
допросную.
— Сбежать решил, подкидыш? — спросил
он, хрустя шеей. Я промолчал. Садиться на стул не стал, так и
продолжил стоять рядом. — Я бы из тебя все вытряс, но не до
того.
Вот же стукач, зараза, все-таки сдал!
Что ж, свой выбор он сделал. Осталось мне сделать свой.
— Звал? — в дверях появился уже
знакомый мне Евгенич.
Явно не выспавшийся, спросонья.
Видимо, только приехал.
— Сбежать думает, — сказал Генка. —
Прочисти ему мозги как следует уже. Только мы его сегодня болванкой
возьмем, так что пусть на ногах стоит.
— Займемся, — ответил Евгенич, тяжело
вздыхая, и Генка оставил нас одних.
Мелькнула мысль: долбануть менталисту
стулом по голове, захватить ему шею и начать пытать, угрожая
задушить. Телом он дохленький, я осилю. Наверное. Вот только стоит
ему подать голос, как за дверью все услышат. К тому же я забыл, что
стул здесь вмонтирован в пол посредством некоей трубки. Не знаю,
что Генка называл «болванками», но после попытки покушения меня
точно застрелят от греха подальше, а то и живьем в бетоне замуруют.
Нужен верный момент…
— Присядь, — буднично указал Евгенич,
сам подставил табурет ближе ко мне. Сегодня он был гораздо менее
бодр, и вообще выглядел так, словно вот-вот сам уснет.
— Опять в гляделки играть будем? —
спросил я, и менталист принял это как вызов.
Он поправил очки, закрыл глаза, поднес
ко мне руку… И ничего. Я прямо видел, как он сдался. Сперва
несколько секунд не дышал, усиленно о чем-то думая закрытыми
глазами, а потом часто задышал, опустил руку. Процедура
повторилась.
Никакой «промывки мозгов» мне,
конечно, не хотелось, но после предыдущей встречи Евгенич как-то
совсем не вызывал у меня страха. Я всерьез раздумывал, не дурит ли
он всех этих бандитов.
— Слушай сюда, — злобно проговорил в
итоге он. — Черт его знает, что с башкой твоей творится. Считай,
что повезло. Значит так: никаких мятежей ты больше планировать не
будешь, говорить об этом тоже. Ведешь себя тихо, спокойно. О нашем
разговоре никому ни слова.
— А если нет?
— Всю шкуру с тебя сдерут, —
оттарабанил он, явно пытаясь нагнать страху. — Лично распоряжусь.
Скажу, что ты невменяем.