— Иногда твоя потеря памяти только во благо, — хихикнула
баронесса.
Мать с сыном переглянулись и промолчали, мерзко усмехнувшись. А
мой правый висок опять обожгло: татуировка пошевелилась. Меня
замутило; такое ощущение, что «вьюнок» пытался прорасти вглубь,
прямо в мозг. Отвратительнейшее ощущение. И от шепота,
прозвучавшего в голове, я уловила только одно слово: «Опасно!». Как
будто я и без того не знаю, что опасно.
Каждый мой день за три года в этом мире — хождение по краю
лезвия.
Родственнички с радостью убили бы меня, чтобы завладеть моим
состоянием, или заперли в лечебнице для душевнобольных, но отец
Тиррины оказался предусмотрительным: в этом случае наследство
перейдет королю или больнице, и моих денег этой семейке никогда не
видать. О, если бы граф еще догадался назначить Тирре в завещании
нормального опекуна!
Моя единственная надежда была — сбежать и подать прошение
королю. Оно еще ночью написано, омочено слезами и спрятано под
корсетом. Остается добраться до дворца, а в этом мне Бер и Лисси
помогут. Но как быть, если сам король выступил в роли свата? Зачем
ему женить графа Орияра, одного из самых приближенных к трону
сановников и магов, на лишенной магии изуродованной девчонке?
Других невест не нашлось?
Какое-то смутное воспоминание пыталось достучаться в мой
возбужденный ум. Чужое воспоминание.
Только вечером, когда уже было примерено и унесено для подгонки
изысканное свадебное платье, я сумела расспросить Лисси о
женихе.
И мои мрачные предчувствия оправдались.
— Какой ужас! — воскликнула горничная, перестилавшая в этот
момент мою постель. — Только не граф Орияр!
— Почему? Он стар? Уродлив?
— А вы совсем ничего не помните?
Я бросила на ее отражение гневный взгляд, сидя у зеркала, где
тренировалась в искусстве гримирования, рисуя себе куда более
ужасные ожоги, чем вполне симпатичный «вьюнок». Если бы помнила,
разве спрашивала бы?
— Он не стар, миледи. Ему двадцать четыре всего лишь. Осенью
исполнится двадцать пять. Ваши отцы были дружны, и молодой Дэйтар,
тогда еще виконт, часто бывал в вашем доме и тут, в столице, и в
поместье. И вы всей семьей, бывало, гостили в доме Орияров. Мы,
слуги, тоже знакомы были между собой. Жаль, что вы ничего не
помните.
У Лисси привычно выступили слезы на красивых карих глазах. Она
всегда плакала, вспоминая тот день, когда погибла семья ее хозяев,
а сама она чудом уцелела — лишь потому, что накануне ей дали
выходные из-за болезни ее тетушки. Я вздохнула. Плакать у меня не
получалось, а вот тосковать по родителям, подругам и потерянному
комфортному и безопасному миру… Взволнованная Лисси промокнула
глаза уголком наволочки, ойкнула и, бросив на меня виноватый
взгляд, бросилась за свежим бельем.