— Отпусти меня, — попросила Жозефина тихо.
Рон зажмурился.
— Я давно тебя отпустил.
Они снова замолчали, а потом Рон приподнял лицо Жозефины, заставляя посмотреть себе в глаза и добавил:
— Я никогда тебя не держал.
Жозефина сглотнула.
— Прости, — сказала она и выскользнула из этого подобия объятий, чтобы стремительно нажать кнопку первого этажа. Две минуты, пока лифт трогался с места и спускался вниз, Жозефина не оглядывалась и не смотрела на Рона. Она стояла, прислонившись лбом к двери, а потом выскользнула так же молча и направилась к выходу из отеля. Рон остался один. Жозефина могла уехать, что она и делала сейчас скорее всего. Рон должен был выдержать симпозиум до конца.
Проснулся Рон в абсолютном раздрае. За окном медленно падали снежинки. Огни города ещё не погасли — они вообще почти не гасли теперь, когда в Астории стоял сумрачный декабрь и солнце появлялось на небосклоне лишь для того, чтобы мелькнуть ненадолго и снова исчезнуть. Свет его был так слаб, что почти не отражался от металлических крыш.
Рон никогда не реагировал на смену времён года — ритм его жизни был таким, что зачастую он попросту не замечал, лежит ли за стенами офиса снег или распускаются первые почки. Только последние две недели настроение его на удивление совпадало с серостью зимнего города, до сих пор не облёкшегося белыми одеждами снегопада.
Две недели прошло с тех пор, как закончился симпозиум глав судостроительных корпораций. Две недели прошло с тех пор, как он последний раз говорил с Жозефиной.
Рон был уверен, что то, что могло болеть, давно уже отболело, но Жозефина на удивление талантливо нашла способ всадить ещё одну иголку в его истерзанную душу. Если бы они не встретились на презентации, если бы затем Жозефина не согласилась дать ему шанс — тогда, быть может, Рон никогда бы и не вспомнил уже о том, что существует такая боль. Но Жозефина всегда проникала глубоко до предела и только затем наносила удар — в самую цель.
Рон лежал какое-то время, силясь вернуться в мир живых и разобраться с чем-то, что навязчиво пульсировало на грани сознания, не давая ему снова утонуть в сером мареве сна, пока не осознал, что это звонок телефона, номер которого знало всего три человека. Ритмичный марш пульсировал в воздухе, давая понять, что звонил Танака.