Зарычал двигатель, мощная вибрация
передалась через пол, пронизывая толстые подошвы зимних ботинок.
Первая машина тяжело двинулась вперед, в грохоте мотора и
пронзительно-скрежещущем лязге гусеничных лент. Высокий худой
человек с бородкой клинышком и круглых очках склонился к самому уху
монарха и что-то говорил, перекрикивая рык машины. Через завесу
шума прорывались отдельные слова:
- Морское орудие 120-150 миллиметров…
на платформе полуприцепа автопоезда…
Иван решительно шагнул навстречу
образцу, краем глаза отметив, как встревожено задвигалась охрана
поодаль. Чудо-машина ехала вдоль линии колонн, с монументальной
неспешностью, словно давала рассмотреть себя во всей красе. Агрегат
действительно чем-то напоминал усеченный автопоезд –
локомотив-тягач и один вагон - только на гусеничном ходу. Боевая
часть сильно напоминала гибрид Су-76 и немецкого «Хуммеля» - мощное
орудие, которого не постыдился бы и «Иосиф Сталин», в огромной
полуоткрытой рубке. Сложной формы самоходный лафет двигался на
широченных гусеницах, при этом ведущее колесо было вынесено над
строем катков, так что весь гусеничный блок борта имел конфигурацию
треугольника.
Невидимый водитель сбавил ход,
механизм двинулся со скоростью пешехода, Иван догнал его и немного
прошел рядом. Вблизи мастодонт дышал жаром, обдавал запахом газойля
и масла. На мгновение в душе попаданца шевельнулся застарелый ужас,
знакомый каждому пехотинцу, хоть раз пережившем танковую атаку. Но
Терентьев решительно задавил страх и на глаз оценил толщину стенок
открытой орудийной кабины. «Хуммель» протяжно прогудел сиреной,
Иван отошел в сторону, машина залихватски развернулась на месте,
оставляя глубокие следы в бетоне, и покатилась обратно.
«Интересно, они каждый раз заливают
пол заново?» - машинально подумал попаданец, оценив глубину
царапин, оставленных зацепами гусениц. Но затем вспомнил, что перед
ним, по сути, первые опыты тяжелой гусеничной техники. Колесные
бронеавтомобили и легкие десантные танкетки таких повреждений,
конечно же, не причиняли.
Бородатый в очках недовольно качал
головой, всем видом выражая неодобрение вопиющему нарушению
регламента и процедуры показа. Осуждение той или иной степени
читалось у всех остальных присутствующих, только Константин хранил
непроницаемое выражение лица.