Оставалось лишь одно свободное место,
и Терентьев рассудил, что простой стул на роликах и с мягкой
спинкой предназначен для него. Попаданец впервые оказался на таком
расширенном собрании и не знал, как следует себя вести, а
разъяснять ему протокол, похоже, никто не собирался. Иван вежливо
произнес «Добрый день», стараясь, чтобы это прозвучало как можно
более обезличенно, и на мгновение замялся, размышляя – можно ли
сразу сесть или следует совершить еще что-нибудь ритуальное.
Сомнения разрешил канцлер, то есть премьер-министр, если
пользоваться привычными Терентьеву терминами. Седой благообразный
старик с острым и не по возрасту живыми глазами молча указал на
стул, ухитрившись совместить в одном коротком жесте вежливое
указание и достаточное уважение. Не без некоторого усилия Иван
переборол инстинктивное желание сесть на самый краешек и принял
позу, которая в его представлении была достаточно раскована, но не
переходила в вальяжность. Встал следующий вопрос – что делать
дальше? Начинать речь или ждать некоего сигнала? Но от этой задачи
его избавили.
- Господа, прежде чем мы приступим к
обсуждению практических вопросов, я предлагаю выслушать уважаемого
коллегу и соратника, - сказал Константин, глядя словно сквозь
Терентьева. – Насколько я понимаю, ему есть, что сказать,
относительно наших… приготовлений.
- Ваше Величество, - произнес
председатель Союза Промышленников, высокий, дородный, словно
сошедший с известного плаката 1900-х годов «Сталь. Уголь. Водород».
Буржуй смотрел на Ивана с плохо скрываемым недоброжелательством,
поджав губы в кривой и брезгливой мине. – При всем уважении к Вам и
почтенному собранию, я не совсем понимаю, какую роль исполняет
здесь этот э-э-э… консультант. Он действительно был нам весьма
э-э-э… полезен, но на своем уровне и до определенного момента. Мне
нем кажется, что здесь он... на своем месте. К тому же…
- И все же, мы его выслушаем, -
ровным голосом произнес самодержец, и председатель мгновенно
замолк. Он краснел и сопел, словно невысказанные слова распирали
его изнутри, но переступить проведенную черту не осмелился.
- Говорите, Иван Сергеевич, - сказал
Константин. – Мы все во внимании.
Терентьев встал, одернул пиджак,
поправил галстук, сдвинутый узел неприятно уперся в кадык, как
незатянутая удавка. Иван вновь потянулся к галстуку и осознал, что
ведет себя как провинившийся работник на ковре у начальства.