- Тем лучше, - строго произнес Иван.
– Ты должна понимать. До сих пор твари не очень усердствовали с
оружием массового поражения в Евразии, в отличии от Америки. Они
надеются использовать захваченное, поэтому настоящие химические
атаки и «пыльца грез» достались лишь конфедератам. Но никто не
знает, как все повернется… Вы должны уехать на восток, как можно
дальше.
- Я не могу, - просто сказала
Ютта.
- Женщина! – Иван посмотрел на нее
уже с откровенной злостью и даже угрозой. – Не надо со мной
спорить! Если ты не дорожишь своей жизнью… - Терентьев бросил
взгляд в сторону детской. – Вы оба можете быть в опасности. Ведь ты
же мать!
- Иван, - Ютта смотрела ему прямо в
глаза, прямо и очень спокойно, в ее взгляде появился твердый
металлический отблеск непреклонной решимости и воли. – Ты тоже не
понимаешь… Ты не самый известный человек в стране, но тебя знают
многие. В армии, правительстве, в медицинской службе. Знают и меня,
как твою жену и помощника-консультанта Мобилизационного Бюро. Если
я все брошу и уеду с Яном, как ты думаешь, что они подумают? Что
скажут?
Иван нахмурил брови и собрался
сказать что-то резкое, но женщина быстрым движением накрыла его
крепко сжатый кулак узкой ладонью.
- Ты ведь сам рассказывал мне про
вашего… Сталина… который не оставил Москву и принимал парад, -
быстро, торопливо заговорила она. – Правда это или нет, но люди
верили, что их лидеры с ними. А если бы командиры дрогнули и
побежали? Ты знаешь, какое у нас сейчас опасное положение. И ты сам
сегодня говорил про «термитов». Если сейчас, перед решающим
сражением, жена одного из приближенных императора сбежит подальше –
этого не удастся скрыть. И люди, пусть не все, но многие, подумают,
что если даже такие персоны не верят в победу – дело совсем плохо.
Я хочу уехать… Правда, очень хочу… - ее голос упал почти до шепота.
– Мне страшно и хочется оказаться подальше отсюда, там. Куда война
не дотянется. Но я не могу.
Иван зажмурился, сжал челюсти,
сдерживая надрывный стон. Каждое слово, сказанное Юттой, было
правдой. И тем больнее они ранили его, как мужчину и мужа.
- Так надо, милый, так надо, - нежно
проговорила женщина со слезами на глазах, срывающимся голосом,
поглаживая его напряженную и твердую, как камень руку. – Мы
останемся и будем очень-очень осторожны. А когда вы, мужчины,
победите, ты вернешься к нам. И все будет как тогда, в Барнумбурге,
только нас будет уже трое. Ты, я и наш Ян. И у нас будет еще
много-много детей, только ты вернись…