Улыбающиеся стюарды прошли вдоль
салона, проверяя амортизаторы и ремни безопасности, изредка помогая
нерасторопному пассажиру. Все-таки, взлет на ракетопланах
по-прежнему оставался весьма суровой процедурой. В хвостовой части
что-то загудело, негромко, но басовито и очень внушительно. За
бортом отозвался протяжный звон и одновременно мигнули
информационные табло, сообщая о начале предполетной подготовки.
В ракетоплане не было ни окон, ни
иллюминаторов – нагрузка на аппарат не позволяла ослабления
прочности корпуса. Даже в кабине пилотов все управление
осуществлялось по приборам и специальным выдвижным перископам. На
новейшей модели «Зенгера» обещали специальные экраны в салоне и
проекцию изображений с телекамер, но внедрение этого технического
чуда откладывалось. По понятным причинам - армия и План теперь
съедали все ресурсы Державы.
Впрочем, Томасу не нужно было
смотреть, чтобы подробно представлять происходящее. Вот корпус
дрогнул – специальные захваты переместили ракету на стартовый
станок – огромную многоколесную тележку с твердотопливными
ускорителями. Далее последует примерно десять минут полной проверки
всех систем, синхронизации запалов, состояния рельсовых
направляющих. Занятие для самых лучших, обученных и ответственных
сервов, отвечающих жизнью за функционирование всей системы
старта.
Томас неожиданно обнаружил, что
слишком напряжен, как будто перед рукопашной. Волевым усилием он
заставил мышцы расслабиться и утонул в объятиях амортизационного
кресла. Еще толчок, загорелось новое табло – красная многолучевая
звезда на желтом фоне. Предстартовая готовность. Слева от значка
запрыгали числа – обратный отсчет, тридцать секунд. Фрикке начал
дышать глубоко и равномерно, насыщая кровь кислородом.
Десять, девять…
Шум в хвосте перерос в пронзительный
гул, словно шквал замерший на наивысшей ноте. Пол под ногами
задрожал, свидетельствуя о включившихся разгонных двигателях
толкателя.
Ноль. Томас резко выдохнул и закрыл
глаза, за мгновение до того, как ускорение тяжелым прессом
навалилось на грудь, сжимая легкие. Разгоняемый собственными
двигателями и стартовым станком ракетоплан ринулся из бункера, в
огне и дыме, по массивным направляющим, вздыбившимся гигантским
горбом. На обычном самолете это сопровождалось бы непременными
криками ужаса, слишком уж непривычным и резким оказывался переход
от покоя к стремительному движению, ясно ощутимому даже без
иллюминаторов. Но в ракете на старте из-за перегрузок не кричат и
даже не дышат, что весьма хорошо для человека, ценящего душевный
покой и не переносящего бессмысленных звуков.