— Игнат Наумов, по вашему приказанию прибыл. Вы хотели со мной
поговорить, ваше высочество? — он поклонился, а после выпрямился,
не мигая, глядя на меня.
— Да, хотел, — я кинул. — Скажите-ка мне, Игнат Наумов, а ваша
рота, когда императорский дворец охраняет какие-то отдельные
инструкции получает? Или то, что происходит — ваша личная
инициатива, потому что я не могу представить себе гвардейца,
который бы действовал бы вообще без каких-либо приказов.
— Я вас не понимаю, ваше высочество? — Игнат нахмурился. — О
чем, вы таком говорите, ваше высочество, Петр Федорович?
— Я говорю о том, что по дворцу как в собственном дворе
разгуливают посторонние. А охрана вовсе и не собирается их
задерживать. Да что уже там, стоящие на посту возле дверей в мою
спальню гвардейцы мало того, что даже не предупреждают меня, что в
комнату, в которой я нахожусь, кто-то пытается войти, так еще и
пропускают всех без разбора, словно я и не Великий князь Петр
Федорович вовсе, а холоп дворовый, с которым можно и не
церемониться...
— Я не могу поверить, что все именно так происходит, — начал
весьма неумело пытаться оправдаться Наумов.
— А ведь все происходит именно так, — перебил я его. — Господин
подполковник, не стоит даже пытаться как-то обелить действие своих
подчиненных. Лучше уж проведите с ними какое-нибудь обучения, на
тему, что можно, а чего не рекомендуется делать во время их
дежурства.
— Я непременно выясню, почему мне в лицо летят подобные
заверения из ваших уст, ваше высо... — его прервала на полуслове
распахнувшаяся дверь. Наумов посмотрел на нее диким взглядом. — Да
что здесь творится? — он стиснул зубы. — Разрешите удалиться, ваше
высочество, что все выяснить подробнее, — я кивнул, и он вышел,
столкнувшись в дверях с входящим Криббе, которой окинул его
подозрительным взглядом. Ну, посмотрим, изменится что-нибудь, или
все останется как прежде. Как бы я не хорохорился, а хоть как-то
влиять на охрану конкретно этого дворца я не могу, но зато я могу
выставить их за пределы выделенного мне крыла, что и намереваюсь
сделать, озадачив этим поручением Криббе, вид у которого был, мягко
говоря, странноватый. Мой учитель фехтования был взъерошен и
смотрел на меня выпученными глазами, явно не зная, как озвучить
новость, с которой он и пришел ко мне.