– Наверное, надо
тебя как-то назвать? – спросил я у малыша, почёсывая шкуру,
поросшую густющим мехом.
Да, его шерсть
была не такая густая и длинная, как у мамаши, но я понимал, что это
ненадолго. Когда-нибудь он вырастет. И по широким лапам
чувствовалось, что вырастет в огромного монстра. И тогда его мех
будет точно так же свисать толстыми сосульками.
Но монстром он
станет когда-нибудь потом. А сейчас так, монстрик,
монстрёныш…
Я
усмехнулся.
– Как тебе имя
Моня? – спросил я у малыша.
Он счастливо
боднул меня в ладонь.
– Нравится? Ну,
значит, так и буду тебя звать…
Я снова погладил
его, почесал там, где он подставлял, пригладил пока ещё шелковистую
шерсть, понимая, что скоро она будет свисать с него сосульками, так
же, как и у убитой мною мамаши.
Теперь, когда
совсем рассвело, я мог хорошенько рассмотреть малыша. Он не походил
ни на одно известное мне животное. Лысая голова с шестью глазами и
очень густая шерсть на теле.
– У тебя ж на
таком холоде голова должна мёрзнуть, – предположил я.
Но малыша это
похоже не волновало. Он просто радовался – восходящему солнцу,
новому дню, тому, что он жив и что я рядом.
Я смотрел на него
и понимал: этот уродец вызывает у меня тёплые чувства. И судя по
тому, как он урчит и ласкается, я ему тоже нравлюсь.
– Ну что, Моня, –
сказал я маленькому Услэг Мангасу. – Пойдём домой?
Моня понял меня и
засеменил в пещеру.
Я тоже шагнул
следом и вдруг почувствовал, что сижу, завёрнутый в вонючую шкуру.
Несмотря на вонь, мне тепло и удобно в ней. Хотя, высохшая кровь
уже нестерпимо тянет лицо. Мне до невозможности хочется умыться,
сменить одежду и поесть.
Я пошевелился, и
Агния тут же встревоженно подняла голову.
– Кизаму? –
негромко позвала она.
Я поспешил
успокоить её:
– Всё в
порядке!
– Ты как? –
спросила она.
– Нормально, –
ответил я и добавил: – Сейчас бы душ и чистую одежду! И
пожрать!
– Значит, всё в
порядке, – выдохнула Агния. – Я переживала, что дух Услэг Мангаса
заберёт тебя или оборотит…
Я промолчал. Не
знал, что сказать про мои ночные видения. Чувствовал, что ночью
случилось что-то важное и как говорить об этом не понимал. Как и не
понимал, стоит ли об этом говорить в принципе.
А ещё, я боялся,
что сейчас откину шкуру, и все увидят Моню. Боялся этого и страстно
хотел. В том смысле, что хотел, чтобы Моня был. Существовал на
самом деле, а не был плодом моего воображения. И в то же время
боялся, что его обнаружат. Боялся, что малыша придётся защищать от
своих.