Вернуться домой – больно. Улыбка Эллы, ее папуляпапуляпапуляпапулечка травили душу и успокаивали одновременно. Долго не выпускал ее из объятий. «Пусти, пусти», – смеялась она. Я любил ее голос, она всего была в этом мире два года, но успела полностью заполнить мой собственный. Это был голос, который я мог бы узнать из всех голосов мира, – он принадлежал богам. Элла убежала в гостиную, я повесил куртку и вдохнул запах духов Паулины, ее аромат.
Она была на кухне, закладывала тарелки после ужина в посудомойку. Элла уже поела, и ее место за столом было убрано. На столешнице виднелись длинные разводы от посудной тряпки.
– Я могу убрать, – сказал я ей.
– Сама справлюсь, – ответила Паулина, не оборачиваясь. – Присмотри за Эллой.
В гостиной Элла раскладывала книжки по полкам. Редко какая из них оказывалась на правильном месте или даже близко к тому. Поболтал с ней часок. Паулина не выходила из кухни. Наш обычный вечер. Сделали с Эллой все вечерние дела. Почитал сказку на ночь. Она уснула, я выключил свет и вернулся на кухню.
– Уснула? – спросила Паулина.
– Нет, я послал ее в киоск за сигаретами.
Ее взгляд был приклеен к экрану компьютера. Я поджарил хлеб, достал ливерной колбасы. Что еще? Пожалуй, немного йогурта. Уже прошло несколько часов, как я съел дежурный обед на заправке, но ощущение тяжести так меня и не покинуло.
– Кто утром отведет ее в сад? – спросила Паулина, по-прежнему не глядя в мою сторону.
– Я могу, мне в город только к половине десятого.
Эта женщина за столом выглядела точно так же, как и та, от которой я совершенно потерял голову три года назад. Кроме прочего, Паулина произвела на меня впечатление своей уравновешенностью, как говорится, она твердо стояла ногами на земле. Она была настолько разумна и справедлива, что я купился на это полностью. Позже на опыте я узнал, что эти положительные стороны означали еще и абсолютную безусловность: если она видела в ком-то или в чем-то бесчестность, то навсегда запоминала это. Нет, это не было злопамятством, скорее, душевной бухгалтерией.
Паулина стучала по клавиатуре. Может, это была работа на дом, может, еще что-то. Она редко говорила о своих делах. Очки немного отсвечивали, и мне не удавалось прочитать что-либо у нее в глазах.
– Как у тебя дела? – спросил.
– Много работы, к счастью, интересной.