– Ну, для начала устроим постирушки, – я взял с подушки цветок и вставил в ее волосы, – Я же обещал. А потом совершим бартер: я тебе ведро мороженого, а ты мне печеную курочку. Хорошо?
– Ладно, – согласилась. – А потом?
– Хочешь, сходим в кино?
– Не хочу, мы там позавчера были, – тихонько фыркнула.
– Тогда сама придумай.
– И придумаю. Мы пойдем выбирать чайник, ты же мне вчера спалил чайник, дорогой, – это она ко мне обратилась, а не определила стоимость посудины. Да, спалил. Поставил на плиту и забыл о нем. Так сама же виновата. Кто просил спинку потереть? И насколько это затянулось?
– Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа, – я вздохнул.
– А теперь иди бриться! – она чмокнула меня в нос, и я встретился взглядом с ее шаловливыми глазками. Потом подскочила резво, стащив с меня одеяло, и, кутаясь в него, побежала из комнаты. Через полминуты хлопнула дверь в ванную.
Просто чудеса женской логики. Не перестаю удивляться. Отослала меня бриться, а сама заперлась в ванной. Да и совершенно не хочется, если честно, брать в руки станок. Лучше чай согрею (в кастрюле), пока она там чупахтается. Желудок уже начинал гневаться, требуя чего-нибудь принять.
Я приготовил Наташины любимые горячие бутерброды с колбасой и расплавленным сыром. Первое время я совал в них веточку укропа или петрушки, но она начинала плеваться при одном их виде. Мои доводы об их полезности не имели действия. Жена почесывала подбородок и заявляла: что полезно, то не всегда вкусно. Мед она тоже не ела. И малиновое варенье. Да и вообще все, что пахло малиной. Говорит, в детстве перекормили.
Она снова захлопала дверьми. Загремела какими-то тюбиками. Я терпеливо ждал, когда она изволит явиться в кухню. Включил телевизор, мирно до этого времени дремавший на холодильнике, и стал размешивать сахар в чашке.
– Эй, жена моя, природная, – именно это слово означало в переводе с латинского ее имя, – потом намажешься своими мазилками! Я уже все съел!
– Иду-иду! Сейчас цветы куда-нибудь поставлю! – раздалось в ответ. Следующие минут десять она металась по квартире в поисках вазочек и банок. На мое предложение сунуть всю охапку в тазик, справедливо заметила, что в тазике я буду сегодня стирать. Наконец, когда я уже почти допил свой чай, пришла ко мне и опустилась рядом на мягкий диванчик, устало вздохнула и положила голову мне на плечо.