Или, скажем, елочные украшения, месье. Орех золоченый – позолота-то, конечно, слезла, но лет пятьдесят назад – как, должно быть, весело блистал. Колокольчик бронзовый да звезда Вифлеемская да шар расписной. Подумать если, сколько же радости у ребятни было, когда под Рождество елку обряжали. Они сейчас уже взрослые, может, зачерствели душой, а, может, и в живых кого уж нет – а игрушки помнят их тогдашнее счастье. Помнят, месье, хранят и делятся с нами этой радостью ребячьей. Особливо в сочельник – такое творится…
Африканский барабан, месье. Чудно так называется – тамтам. А это копье дикарское. Вам виднее, месье. Может и подделка. Только я когда протираю пыль, беру его в руки, а барабан тихонько так петь начинает: там-там, там-там. Не поверите, месье, а прямо жуть берет. Положишь копье на место, и тихо сразу же.
Да, ломберный столик, месье. Начало девятнадцатого века. Подумать страшно, месье, сколько игроков собирал вечерами вокруг себя этот столик. Вон, как сукно истерто. Бог знает, сколько удач и проигрышей может он помнить. Сколько трагедий. Знаете ли, месье, есть такие азартные… Проиграются, хе-хе, в пух и прах, а потом – пулю в лоб… А может они и до сих пор приходят сюда карты раскинуть… А что?
Темными ночами, когда дядюшка Поль мирно похрапывает наверху. Иначе откуда же, хе-хе, взяться на сукне свежим пятнам от мела?
А здесь, в этом углу старые фотографии, месье. Между нами, месье. Я, стало быть, по глупости своей так рассуждаю. Не от Бога это – фотографии-то. Нет, если на документы, то это ничего. Это, как бы лучше сказать, без души, механистически, что ли… А если с душой – мне, месье, иногда не по себе делается, когда я перебираю карточки старые. Уж больно они, месье, живые. Так и глядят. Да и портреты, конечно. Вон наискосок через улицу, чуть правее, месье, Мустафа «шаурма да шашлык-машлык та-а-аргует». Так он рассказывал, что по ихнему закону нельзя изображать человека ни на бумаге, ни на холсте. Так-то! Я, как-то давным-давно, занятную книжку читал.
Русского писателя… Эх, не вспомню сейчас, месье… Такая чисто русская фамилия – Гогонь, что ли, Гогорь… Так вот, у этого Гогоня один художник возьми и напиши портрет местного банкира, а другой художник возьми и купи его в лавке как моя. Что потом было, месье! Страсть! Этот банкир, он, стало быть, душу дьяволу продал, а когда помер, его душа в портрете осталась. Он и давай по ночам безобразничать. Правда, месье! Выходил по ночам из рамы и людей пугал… Да, нет, месье! У меня, хе-хе, такого не бывало. Сказки, конечно! А с другой стороны, месье, поживите всю жизнь среди старых вещей… Вон, взять хотя бы того. Вон, в углу на фотографии. С бакенбардами и лысиной. О, как смотрит! Того и гляди, хе-хе, что-нибудь скажет. А, может, и говорит, а? Дождется, когда никого в лавке нет, и разговаривает со своими дружками на других фотографиях.