Не сразу вспоминаю, что
Мирон два дня назад и имени моего не знал, спрашивал. В подсознании бьётся
мысль, что он мог лишь недавно откопать всю эту информацию. Сегодня, например —
и как раз потому, что ему не всё равно.
Ухмыляюсь этой жалкой
попытке приукрасить реальность. Даже если Мирон узнал только сегодня — это
ничего для него не изменило. На работу я сама его провожала, со спальни, где мы
сексом занимались. Никуда больше он не заходил. А окно всё это время здесь было
открыто, и явно не с ночи. Прислуга к этой комнате доступа не имеет. Мирон был
здесь утром. До того, как вернуться ко мне в постель и трахнуть в очередной
раз.
И хватит мне уже
строить иллюзии. Мне нет спасения от этой ситуации. Я даже отомстить нормально
не смогу никому из ублюдков. Тем двум — понятно, что нет, пока Света в их
власти и к моим родителям подбираются. Сдать их в полицию потом? Едва ли мне
позволят, да и уроды к тому моменту уже в другой стране будут явно под
поддельными документами. О мести Мирону и тем более не идёт речи. Слишком уж он
влиятелен. Скорее, уничтожит всю мою семью. Подставлять их под удар из-за своей
растоптанной гордости я не могу и не буду.
Вот и остаётся лишь
принять информацию, которая словно нож в грудь, причём повёрнутый несколько раз
— чтобы наверняка было больно, чтобы и не рассчитывала не прочувствовать.
Конечно, я не буду
говорить об этом с Мироном. Не решусь ему перечить, когда ставки так высоки. Но
неожиданно вдруг хочется дать ему понять, что я видела эту долбанную папку. И
наплевать даже, что это едва ли хотя бы заденет такого подонка, не то что
вызовет неловкость. Максимум я нарвусь на гнев, но даже сознавая это, я в
каком-то отчаянном стремлении беру папку и выбрасываю в мусорное ведро. Оно
тут, к счастью, есть — видимо, Мирону удобно так расправляться с уже ненужными
бумагами.
Выбросив папку, ещё
некоторое время стою в странных эмоциях над ней. Разумом понимаю, что не стоит
выдавать моё присутствие здесь перед способным на что угодно Мироном. Что в
итоге могу пострадать куда сильнее, хотя кажется, что больше некуда. Но эмоции
захлёстывают, грозя утопить, если вытащу оттуда папку. Пока я хоть как-то
обозначила своё недовольство, пусть и таким бесполезным жалким способом — я
будто ещё на плаву. Барахтаюсь, как могу, чтобы выжить.