С того момента, как я запустил
остановившееся сердце в этом теле, для меня начался новый отсчет. И
речь не идет о временной адаптации, как на заданиях в прежней
жизни. Нет-нет… Это дряблое и слабое тело теперь мое. Я теперь Макс
Ренар. Его проблемы — теперь мои проблемы.
Остаток вечера и ночь для моего
организма прошли довольно продуктивно. Бертран, видя, что настойка
никак мне не вредит, более того, с каждым приемом новой дозы я
выгляжу все лучше и лучше, под давлением моих уговоров все-таки
решился выдать мне оставшуюся жидкость, которую я и выпил
залпом.
Сперва он, конечно, ворчал и упорно
стоял на своем, но после очередной дозы в середине ночи я смог,
наконец, пошевелить пальцами правой руки, и Бертран со слезами
счастья на глазах сдался.
Должен заметить, этот смелый старик,
будучи сервом, не подчиняясь моему приказу, по сути, сознательно
шел на преступление. Он поставил мое здоровье выше собственной
безопасности. Вследствие чего мое уважение и доверие к нему росло и
крепло с каждым часом моего пребывания в этом мире.
Что же касается трюка с пальцами… Мне
удалось провернуть его, благодаря тому, что я научился направлять
алую энергию зелья в определенные участки энергоструктуры.
Действовать, так сказать, точечно. Таким образом разрывы
энергоканалов правой руки начали регенерировать быстрее.
После того, как я проглотил
оставшуюся в пузырьке жидкость и направил ее на восстановление
энергоканалов рук и раны на голове, на меня навалилась легкая
сонливость.
Бертран, все это время внимательно
наблюдавший за мной, был слегка встревожен. Пришлось брать себя в
руки и успокаивать старика, уже начавшего жалеть о своем поступке.
В конце концов, мне удалось его уговорить пойти поспать.
Как только Бертран покинул мою
комнату и прикрыл за собой дверь, я облегченно выдохнул и полностью
отдался мягким объятиям сна. Уже перед тем, как отключиться я дал
самому себе четкую установку — с завтрашнего дня начать собирать
всю доступную информацию об энергетических зельях. Я теперь знал,
как ускорить процесс культивации.
Во сне я видел мою Таис. Правда, я ее
сперва не узнал. Копна рыжих кудряшек куда-то подевалась. Теперь
это были угольно-черные волосы, собранные в сложную прическу. На
ней было строгое длинное платье и дорогие украшения.
Веселые веснушки тоже исчезли. Цвет
глаз изменился на светло-карий. Я долго вглядывался в такое родное
и в то же самое время незнакомое мне лицо, которое показалось мне
холодным и непроницаемым, и не мог дать однозначный ответ на вопрос
— моя ли это Таис?