Вот и папенька мой сокрушался, что я в магии звезд с неба не
хватаю, угольков из преисподней не таскаю. Магия – это та же
музыка, в ней чувство ритма и гармонии важно, слух нужен, а в
некромантии – абсолютный слух. «Некромант ошибается только один
раз», – эта цитата предшественников висит у него над столом в
рамке. Научишься, мол, на скрипке сносно пиликать, тогда и с магией
дело сдвинется. Зачем, спрашивается, в Академию меня отправлял,
если не доверяет? Зуб даю – надеялся, что провалюсь на
вступительных.
Слух у меня, кстати, абсолютный, но этого мало, чтобы не только
слышать, но и вызывать душу мелодии из мертвого дерева
и струн.
Маэстро сунул мне инструмент, поставил ноты на пюпитр:
– Сыграете этот этюд так, чтобы я не лишился последних волос от
ужаса, отпущу на сегодня.
И сел не на стул, а в любимое кресло.
И тут же с воплем вскочил. Кнопку я выбрала большую, чтобы
проняло костлявый стариковский зад.
– Опять вы за свое, юная леди! Откуда в вас столько злобной
вредности?
Он еще спрашивает!
Остальные его вопли заглушило мое остервенелое соло на скрипке.
Ничего получился аккомпанемент, мне понравилось, Дальегу – нет.
И еще раз нет.
И еще.
Ненавижу!
– Дарайна, вы же не кошку за хвост дергаете, вы держите смычок!
Поймите разницу! Все, с меня хватит! Лучше на похоронах буду
играть, чем получать деньги за обучение принципиально необучаемой
девицы!
– А, кстати, о деньгах. Все хотела спросить, маэстро, не нужен
ли вам хороший костюм? Дешево продам, почти даром. Мы тут с папиком
покойничка одного подняли, так на нем одежка еще не так сильно
успела истлеть, как этот ваш камзол.
Старик, потеряв дар речи, рухнул в кресло и снова подскочил,
обретя оный дар и возопив. Но в дверь он вынес себя молча и с
достоинством.
Все-таки был в нем не только артистизм, но и врожденный невесть
откуда и кем аристократизм, какой нашим придворным прощелыгам и не
снился.
Тут же зашвырнув скрипку в его кресло, я вытащила из кармана
припасенное яблоко, с хрустом вгрызлась и плюхнулась на стул. И
взвилась, подавившись – кнопка!
Из-за приоткрытой двери донеслось ехидное стариковское
хихиканье.
Обожаю маэстро Дальега – еще ни разу на меня папику не
пожаловался и не требовал оплатить физический и моральный ущерб,
как прежние учителя. Мы с ним рассчитывались втихушку, взаимными
пакостями.