Так вот, разумеется, первым делом Гизариус постарался
заинтересовать колкой дров меня, на что пришлось высказать вполне
справедливое сомнение относительно моей привлекательности с топором
в черепе. Не то чтобы я совсем уж не знаю, с какой стороны
подходить к топору, но махать тем увесистым инструментом, которым
располагал доктор, мне не хотелось — пришлось живописать возможный
результат моих взаимоотношений с рубящими предметами. Доктор долго
смеялся, но в конце концов сжалился над ленивым работником и нашёл
дюжего парня в деревне. Зато складирование поленьев целиком и
полностью легло на меня. Я и не протестовал, хотя пришлось пару
часов сновать между поленницей и полем боя с дровами, вот только...
Сначала был одет вполне по погоде, но с каждой перенесённой охапкой
чурок мне становилось всё теплее и теплее, пока... я не остался в
одной рубашке. Как назло, солнце лишь делало вид, что греет, чем
окончательно ввело меня в заблуждение. Заблуждение, вылившееся в
простуду, прихватившую меня на следующий же день...
Кашель, сопли и раздираемое болью горло — мой организм не
оставила без внимания ни одна из этих пакостей. В результате я
несколько дней валялся в постели, закутанный в одеяла, и поглощал
всякие зелья в неимоверных количествах. Самым безобидным из них был
настой малины, но, к моему величайшему огорчению, ягоды в него не
попали. Зато листьев, плодоножек и ещё какой-то трухи я наглотался
достаточно, для того чтобы горько пожалеть о своей
беспечности...
В болезни был только один очевидный плюс: масса свободного
времени, кое я употребил с пользой для себя и с некоторым уроном
для докторского имущества.
Всё хорошее когда-нибудь заканчивается: не сегодня завтра
Гизариус объявит мне о полном и безоговорочном выздоровлении, и
тогда придётся оставить моё любимое занятие до лучших времён. Какое
занятие? Составление логических цепочек, конечно. Причём в
отсутствие необходимого количества информации, поскольку я, как
водится, не удосужился задать «важные» вопросы, когда имел шанс
получить ответ. Правда, не очень-то и хотелось.
Я вернулся за стол и сдвинул в сторону исписанные корявым
докторским почерком листы бумаги, дабы освободить место для
собственных заметок. Да, дядя Гиззи, решив, что жар и головная боль
позади, усадил меня разбирать каракули, которые, по его мнению,
описывали, сколько и каких корешков он заготовил в течение лета. Я,
на свою беду, не догадался, в чём фокус, когда бойко прочитал
несколько строк на подсунутом под нос листке... Ну а раз уж почерк
был мне понятен, доктор довольно потёр руки и вывалил на кухонный
стол (предмет мебели с самой большой горизонтальной поверхностью во
всём доме, а потому самый удобный для работы) ворох бумажных
клочков...