Размеренные взмахи крыльев убаюкивали, сказывалась усталость —
да это и немудрено после всего, что пришлось сегодня пережить. Но осознание
того, что мама жива, будто смыло с души ту мерзость, с которой пришлось
столкнуться, наполняя её умиротворением.
Глаза стали закрываться, и бороться с дремотой становилось
труднее. Наверное, я бы поддалась ей, если бы внезапно ухнувшая сова,
пролетавшая неподалёку, в одно мгновение не выдернула меня из цепких объятий
сна, заставив вспомнить, что спать сейчас нельзя ни в коем случае.
Внизу в лунном свете блеснула река, к ней-то мы и стали
снижаться. Только когда до земли оставалось не больше пары метров, я заметила на
опушке дремучего леса, разросшегося по всему склону, небольшой домик, в окнах
которого горел свет.
Чем ближе мы подлетали к избушке, тем меньше мне хотелось в
неё заглядывать: уж очень она напоминала ту самую, из сказок, где жила
приветливая хозяйка с костяной ногой, способная и накормить, и в баньке
попарить… и зажарить в печи.
Возможно, я себя накручивала, но после того, что успела
увидеть за последние пару часов, каждый кустик мне казался подозрительным, не
говоря уже об одинокой избушке в лесу. Тем более, что видела я её со спины
крылатого существа, похожего на лошадь. Так что закрадывающиеся смутные
сомнения казались вполне естественными.
Лошадиные копыта вонзились в землю, перепончатые крылья,
сделав по инерции пару резких взмахов, сложились вдоль упитанных боков, а я
по-прежнему продолжала цепляться за роскошную чёрную гриву, словно за
спасательный круг, оттягивая момент, когда нужно спускаться на землю.
Наш транспорт с этим решением был категорически не согласен,
о чём и поспешил известить лёгким взбрыкиванием.
— Ладно-ладно, слезаю. Нервный ты какой-то, — ворчала я,
буквально сползая на землю, поскольку за время полёта отсидела себе всё, что
только можно. Твёрдо встала на ноги, сняла с лошадиной спины полусонную Маришку,
погладила бархатистый бок и пробормотала: — Спасибо, Сивка!
Тот удивлённо вскинул голову, кося на меня лиловым глазом — видимо,
не рассчитывал на такие телячьи нежности — и внезапно боднул меня в ответ мордой
в плечо, да так, что, пошатнувшись, я чуть не растянулась в высокой траве,
влажной от росы, удержавшись только чудом.
С языка уже готово было сорваться крепкое словцо, когда
справа подозрительно треснул сухой сучок, мгновенно напомнив о материнском
предупреждении.