— Да ты философ.
— Мы — люди севера — ещё не забыли мудрость предков. В отличие
от имперцев.
— А бандитом ты стал тоже в строгом соответствии с заветами
пращуров?
— Нет. Но я не вижу ничего позорного в моём ремесле.
— Вот как?
— Да. Я сильный и использую свою силу так, как считаю нужным.
Это моя суть и моя природа. Ты же не будешь стыдить птицу за то,
что она машет крыльями? Так в чём виноват я, как считаешь?
— Я считаю, что ты слишком много болтаешь, а ещё, что
оправдания, они как дырка в заднице — есть у каждого.
Фольки рассмеялся.
— Мне не нужны оправдания. Я забирал у слабых то, что они не
смогли защитить. Не хочешь, чтобы тебя обирали? Не будь
слабаком...
— Интересная позиция для человека, которого захватили в
плен.
— Да, — улыбка сменилась гримасой — Мы с Ингваром тоже оказались
слабы и поплатились за это. Таков путь...
— Ну так что ты не воспользовался своей же великой мудростью?
Взял бы и перестал быть слабаком, порвал верёвку и победил всех
направо и налево.
— Не всё в жизни зависит от нас... Но тебе-то что? Уж кто-кто, а
ты явно не слаб, хоть и выглядишь, как тощий юнец.
— Не удивительно, ведь мне шестнадцать.
Фольки, услышав мои слова, расхохотался.
— Ты можешь обмануть имперских кретинов, но не людей севера, —
сказал он через полминуты, когда перестал смеяться. — Если тебе
шестнадцать, то я тогда вообще дитё! Я видел, как ты действовал...
Я видел, как ты разговаривал с дурачком Борри... Я видел, как дикая
тварь погналась за тобой, но назад вернулся лишь ты один... Поэтому
не рассказывай мне сказки, я уже не в том возрасте, когда они
вызывают интерес.
— Мне просто повезло.
— С Лэйлой? — хмыкнул Фольки. — С ней не справиться человеку.
Сперва я подумал, что ты утбурд...
— Кто?
— Злой дух — младенец-демон, которого заживо похоронили в снегу
и который вернулся, чтобы мстить всему живому.
— Не староват я для младенца? Да и снега в округе чего-то не
видать...
— Не в этом дело, — покачал головой Фольки. Учитывая, что он
лежал на земле, выглядело это довольно забавно. — Утбурд не имеет
души, а значит, лишён глаз...
— Ну, мои, вроде бы, пока на месте.
— Да. И в них я вижу такое, чего не может быть в глазах
шестнадцатилетнего юнца.
— И что же?
— Смерти. Десятки, если не сотни смертей.
— У тебя слишком острое зрение, друг мой. Настолько острое, что
ты видишь то, чего нет.