Ева
Присела на холодные ступеньки. Сжала голову двумя руками и
застонала. Почему именно сейчас? Почему? Я перестала думать о нем,
думала, что простила, что отпустила его, вырвав с корнями его образ
и свои чувства к нему из своего сердца. Даже мысли о мести
затолкнула глубоко в себя. Месть – не лучшее лекарство, не выход из
положения. На пару минут тебя накроет чувство справедливости, но
ударная волна окажется намного сильнее прежней боли, увеличивая
отдачу в тысячу раз. Не стоит оно того. И он не стоил моих
переживаний. Но былые мысли вернулись обратно, заново требуя
отмщения. Стоило ему войти в кабинет и предстать передо мной, как
черная змея ненависти заново обвилась вокруг моего сердца. И нет от
этого спасения.
Боль, невыносимую и сокрушительную, причинял не его приезд, не
его взгляд и не его не узнавание меня (это даже к лучшему), а его
дочь…
Он говорил, писал мне в последней его записке, что не хочет
иметь детей, что он не способен стать для них хорошим отцом.
Соврал. И посмел привести ко мне своего ребенка…
Дальше не могла думать, не хотела ворошить потухший костер боли,
который был укрыт слоем черных углей, а сверху припорошен белым
пеплом, как укрывают могилу венками. Только на этой могиле не было
ни креста, ни ограды, ни памятника. Остался лишь маленький бугорок.
Люди пройдут рядом и не заметят, как не видят и боль внутри меня.
Она закрыта под ключ, зарыта глубоко под сердцем, туда заколочены
все двери и окна. Не хватает только предупреждающей ленты
вокруг.
Сколько времени просидела так на холодных ступеньках, не помню.
Пришла в себя от ощущения теплоты, что чувствовалась на моем
плече.
‒ Ева Александровна, с вами все в порядке? Вы бежали так, будто
за вами сам дьявол гнался, ‒ и девушка присела со мной рядом.
Хуже, Оля, хуже, он будет страшнее самого дьявола, но ей этого
не стоило знать.
‒ Вы белее мела, вот выпейте, успокойтесь.
Интерн протянула в мою сторону пластиковый стаканчик с водой.
Спасательная прохлада не принесла нужного облегчения, но хотя уняла
бушующий пожар чувств внутри меня.
‒ Мне бы сигарету, ‒ я никогда не курила, но почему-то именно
здесь и сейчас захотелось почувствовать вкус табака. И так некстати
вспомнила, что молодая девушка вредила своему организму
куревом.
Оля спешно достала из кармана пачку, открыла и протянула в мою
сторону, следом чиркнула зажигалкой. Едкий дым заполнил мои легкие
и рот, я закашлялась, но упорно продолжала подносить к губам
тлеющую сигарету. Чувствовала себя этой самой сигаретой в руке.
Отличало нас одно. Она только начала тлеть, я же давно сгорела, не
оставив после себя ни единого следа, есть только тело, без
радостных чувств и эмоций внутри.