– Скажите, Генрих, в Венеции я немного интересовался
производством стекла. Признаюсь, таких бокалов я там не видел.
– О да, Михал, эти бокалы изготовил для меня сам Кашпар
Леман[4]. Такого еще нет практически ни у кого. Необыкновенное
произведение искусства. Необыкновенное. Но вернемся к вашей
истории. Я думаю, в ней не меньше необыкновенных чудес.
– Вы правы, Генрих. Да, я был там. Предательство погубило
героев. Гетман погиб, а меня турки взяли в плен, и Кантемир-мурза
отправил в Стамбул вместе с другими пленниками, головой несчастного
гетмана и его саблей. Долго прождав выкупа, хозяин, один из
турецких беев, узнав, что я знаю русский и турецкий, передал меня
арабу, который уже несколько лет проживал в Константинополе. Можно
сказать, повезло. Эфенди писал истории о Московии, Валахии, Речи
Посполитой и заставлял рассказывать все, что я знаю. Кроме этого
старик занимался алхимией и принуждал меня помогать ему в
подготовке смесей разных материалов. Надо сказать, иногда ему
удавались настоящие чудеса. Особенно, если ему помогала Хабира.
Литовец встал и подошел к узкому окну и скрестил руки. До самого
горизонта тянулись заросли векового леса. “Если бы я знал. Если бы
только знал…”
– Туман. У вас здесь туманы бывают часто? Сыро, наверно?
Впрочем, я отвлекся.
Появившаяся служанка вновь наполнила бокалы до краев. Барон
слушал с явным интересом. Он внимательно следил за рассказом
шляхтича, лишь изредка делая глоток.
– Эта девушка, Хабира. У нее все получалось. Абу Хаммад мог
экспериментировать по нескольку дней, но стоило вмешаться ей, как
все получалось, словно по волшебству. Старик потом пытался
повторить опыты сам, и получалось не всегда.
Михал вернулся и сел за стол. Его взгляд стал задумчивым, словно
он пытался вернуться в воспоминаниях к тем экзотическим
моментам.
– И он любил девушку. Я так и не мог понять, кем она приходилась
ему. Явно не дочь, ну и не жена, конечно. Она вообще не похожа ни
на арабских, ни на турецких женщин. Не рабыня, не родственница, не
служанка. Она всегда старалась держаться скромно, но араб,
казалось, слегка побаивался Хабиру. Меня она сторонилась, и как
будто присматривалась ко мне, оценивала. Потом араб заболел.
Михал тоже отпил вина. Барон обратил внимание, что литовец, сам
того не замечая, время от времени посматривал в ту сторону, где в
салоне должны были вести свою беседу дамы. “Неужели, настолько
влюблен? Или дело в другом? Потом надо будет обязательно
расспросить Беатрис”.