- Угу, - неопределенно покивал я головой, пока не понимая, чего
от этого разговора ждать.
Камышин некоторое время молчал, добиваясь, чтобы руки перестали
трястись. Это у него понемногу получалось, о чем свидетельствовал
постепенно стихающий и все более редкий звон от ударов ложки о
стенки чашки.
- Слушай, тебе Смехов ничего не передавал? - прервал он
затянувшееся молчание внезапным вопросом.
Сказать по правде, я далеко не сразу понял, о ком меня
спрашивает Дмитрий Юрьевич. Только спустя какое-то
непродолжительное время сумел сообразить, что речь идет о моем
бывшем учителе и наставнике, который сейчас мирно отдыхает в одном
из дурдомов. Его полное имя было Александр Алексеевич Смехов, хотя
всегда и все, исключая, может быть, самого главреда, называли его
просто Сашей.
- Нет.
- Ты уверен?
Подобная подозрительность поставила меня в тупик. Я напряженно
подумал, но пришел к выводу, что просто не могу изменить свои
показания:
- Нет, я совершенно уверен, что он мне ничего не передавал.
Камышин еще некоторое время внимательно рассматривал меня, как
вошь под микроскопом. Подобный взгляд в его исполнении ничего не
имел общего с проницательным взглядом какого-нибудь следователя или
эфэсбешника, а скорее добавлял некоторой комичности в образ этого
милого и душевного дядьки. Потом он облегченно вздохнул и
улыбнулся:
- Ну, слава Богу! А то наш чудик что-то там такое нарыл... Те,
что приходили, сильно интересовались, куда мы дели то, что этот
деятель накопал, - теперь Камышин выглядел несколько рассерженным.
- Как будто он передо мной когда-нибудь отчитывался. И
вообще...
Что именно «вообще», я уже не слышал. Мой мозг принялся
судорожно соображать, перебирая факты и сопоставляя одно с другим.
Картина получалась не слишком веселая. Получается, что Сашка все же
раскопал нечто такое, чем могли заинтересоваться спецслужбы. К
сожалению, я не имел ни малейшего понятия, чем именно занимался
Смехов перед тем, как угодил в дурку. Он меня в свои разработки
тоже не стремился посвящать. Так, пару раз на что-то намекнул.
- Ты меня вообще слышишь? - опустил меня голос редактора на
бренную землю. - Я вот что говорю. Эти ребята нас в покое не
оставят. Поэтому у нас есть только несколько вариантов. Большинство
из которых меня не слишком устраивает.
Я с удивлением наблюдал за изменениями, что произошли самым
невероятным образом в лице Камышина, пока я предавался своим
размышлениям о сути проблемы. Сейчас он ничем не напоминал того
доброго и мягкого человечка, каким обычно мне и всем остальным, кто
знал его лишь по работе, казался. Лицо было напряженным и
серьезным, как у человека, принявшего сложное, но необходимое
решение.