— Как это миленько... — нежно пропела Феодора. — Откуда у Йована
деньги?
— Что? — я даже дернулся от такой внезапной перемены темы, и
снова чуть не заорал от боли. Пальцы девушки сжимали мое хозяйство
как стальные клещи и выпускать, как будто, не собирались.
— Я насмотрелась за это время на вашу внезапную нежную дружбу, —
зло сказала она. — С чего бы вам вдруг чуть ли не в десны
целоваться? Он очень уверенно говорит мне про деньги. Так что вы
такое затеяли? Говори, или оторву все нахрен!
— Да блин... — прошептал я. — Могла бы и просто спросить... Без
драматических эффектов...
— Лучше перестань мне зубы заговаривать, — Феодора сжала пальцы
чуть сильнее. — Говори, или я заору, что ты меня насилуешь.
Нда, всегда любил шантажистов... А пытки так вообще из разряда
любимых развлечений на досуге. Разве что жрать с утра живую жабу
более прикольно. Даже с учетом нежной приязни в ядреном коктейле с
чувством вины перед Феодорой, я почувствовал, что у меня начинает
падать планка. Вот серьезно, если бы она просто так спросила, безо
всяких железных хваток за яйца, то я бы на голубом глазу ей все
выложил. Про Катеньку Крюгер, любовную историю и Золотые Соболя. А
теперь...
— Йован! — заорал я в полный голос. — Йован, ты еще здесь?
— Ты охренел, мародер? — зашипела Феодора. Боль была такой, что
я уже реально не был уверен в том, оторвала мне Феодора что-нибудь,
или снова применила на мне свою кошмарную магию. Которую вообще-то
вроде бы нельзя применять на других студентах, если судить по
правилам. Но или у карателей свои правила, или Феодора хрен
положила на любые правила. Ощущения были такие, что голова у меня
как будто взорвалась и забрызгала мозгами все окружающие книжные
шкафы, а каждый палец сунули в тиски и раздробили на мелкие
кусочки.
— Если расскажешь про меня, это покажется тебе цветочками,
мудак! — услышал я голос Феодоры как через здоровенный ком ваты.
Приоткрыл один глаз и успел заметить ее перекошенное злобой лицо.
Потом меня обдало легоньким ветром от ее колыхнувшегося у меня над
головой подола, и ее легкие шаги простучали куда-то вдаль.
— Эй, Лебовский... — нерешительно произнес Йован. — Ты как
вообще? Что такое с тобой?
— Ох... я снова попытался открыть глаза. Сквозь кровавую пелену
увидел озабоченное лицо Йована. Серб сидел рядом со мной на
корточках, а я валялся на полу рядом со столом. В правом виске
пульсировала боль. Я осторожно поднял руку и коснулся головы.
Мокрое и теплое... Похоже, зассадил, когда падал. А когда я вообще
упал?