— Жив… —
выдохнул Олеандр, внушая себе не идти на поводу ярости, направить
мысли в иное русло.
Не
получилось:
— Ты
рехнулся? — гаркнул он на Рубина.
Драцена
тоже хотела высказаться, но осеклась. Надрывный женский вопль снова
прокатился по двору.
— Ой, да
заткните вы ее уже кто-нибудь! — прокричал Рубин.
Только
теперь Олеандр осознал, что у крыльца собрался рой собратьев. Один
из мужчин прижал сирену к груди. И она уткнулась лицом в
его тунику, дрожа и тихонько всхлипывая.
— Тебе в
хор записаться бы, милая, — Рубин тряхнул пальцами так, словно
смахивал грязь.
Он
подплелся к силину пьяным шагом. Пихнул его мыском сапога и поймал
неодобрительный взор Драцены.
— Какие мы
нежные, — с издевкой проговорил Рубин. Рукава его накидки
закатались, обнажая ядовито-рыжую чешую на предплечьях. —
Девушка-хранитель? Серьезно? Нелепость!
— Не тебе о
том судить, — Олеандр вытер со лба льющийся градом пот.
Рубин
хмыкнул. Присел на корточки и уперся локтем в колено. Осклабился,
разевая клыкастую пасть, и с издевательским «чирк» лизнул нос
Драцены узким раздвоенным языком.
Вот ведь
дурень! Олеандр раздраженно провел рукой по щеке.
Драцена
даже не дрогнула. Она стянула с плеч накидку, закутала в неё силина
и отошла к крыльцу.
— Куда же
ты, дорогая? — загоготал Рубин. — Видишь ли, красота — порок, а я —
великий грешник!
— Хорош
придуриваться! — В Олеандре снова заклокотала ярость. —
Довольно!..
Он так и
застыл с открытым ртом. Перед внутренним оком промелькнуло лицо
архихранителя. Захотелось срочно прополоскать горло и сплюнуть
прилипшее к языку словечко, которое так любил Аспарагус, в
ведро.
—
Наследник! — прозвучал совсем рядом бархатный голос, горьким ядом
просачиваясь в душу.
Твою ж!..
Нет, ну как такое возможно?! Только помяни Стальное отродье в маске
— и оно тут как тут.
— О-о-о,
—протянул Рубин, разгибая колени
и вытягиваясь в рост,— стальная
братва подоспела!
И правда.
Следом за Аспарагусом ступал его былой сослуживец — Каладиум, отец
Фрезии. У двора они поравнялись. Переглянулись и вышли к
разворошенной сетке рука об руку, меч к мечу.
Жаль,
никаких признаков грома и молнии на небе не наблюдалось.
Пока
Аспарагус разгонял зевак, Каладиум оглядывал дом с видом существа,
привыкшего глядеть на всё и вся свысока. Его рука упиралась в
бедро, чуть комкая золотой плащ. Одна полоска щетины делила
подбородок надвое, вторая тонкими усами оттеняла по-детски надутые
губы.