Разум
переваривал узримое медленно. А когда переварил, в голове будто
пожар разгорелся.
Безумие!
Вздор! Нелепость! Устои клана дриад возбраняли раздел чар между
теми, кто не приходился друг другу родственниками! В Эпоху Стальных
Шипов за такой проступок отрубали руки, приравнивая его по тяжести
к супружеской измене!
Конечно,
ныне варварский закон канул в небытие, но!..
В сознание
Олеандра вонзилась следующая мысль: «Аспарагус попирает
стальные традиции»! А затем еще одна: «Чего застыл?
Немедленно отпихни его!»
— Еще
немного, — вымолвил архихранитель с твердостью, какую обычно
проявлял отец Олеандра.
— С у-ума
сошел?!
Олеандр до
того лихо выдернул руку, что не удержал равновесие и повалился на
спину. От резкого восполнения чар заныли зубы. Горло засаднило, как
если бы он залпом осушил кувшин с кипятком.
—
Напоминаю, — прилетело сверху, — что не так давно вас едва не
отравили. Молю, не растрачивайте колдовство. Право, наследник, уж
точно не на пустую беготню за силином.
— Не
понимаю тебя, — просипел Олеандр, глотая ртом, казалось,
пропитанный пламенем воздух. — Что ты творишь?! Сначала молчать
просишь, потом драчунов не дозволяешь разнять, а теперь вдруг
чарами со мной делишься. Какую игру ты ведешь? Чего
хочешь?
— Лекари
подоспели.
Рядом
послышалось сдавленное хрипение. Олеандр покосился на стонавшего
Рубина и шумно выдохнул, заталкивая поглубже наводнявшие голову
проклятия и ругательства. Все равно брань улетела бы в пустоту —
архихранителя уже и след простыл.
Во дворе
топтались целители. Они явились на зов втроём. Двое виделись
Олеандру ровесниками — явно поступили на службу недавно. А вот
третий, Мирт, трудился на благо клана еще в эпоху Стальных Шипов. В
ниспадавшей на тропу белой мантии, опираясь на кривую деревянную
трость, он выделялся среди помощников и казался старым, очень
старым. Его седые лохмы торчали из-под сетки для волос.
— Благого
вечера, наследник. — А голос наводил на мысли о ножах, соскребающих
древесную стружку.
Олеандр
коротко кивнул. Поднялся и отступил к хижине. Замыслы по
возвращению в дом отца рассыпались прахом. Отдать Рубина на
растерзание Мирту он не посмел — не горел желанием узреть потом
заколоченный гвоздями гроб, в котором заточили тело
приятеля.
К
прискорбию, Мирт порой ошибался. А во времена Эониума и вовсе
совершил роковую оплошность: во всеуслышание заявил, что дочь
Стального Шипа, Азалия, никогда не познает счастья материнства.
Невозможность родить дитя в клане дриад приравнивалась к
невозможности выйти замуж. Желающих породниться с дочерью Эониума
резко поубавилось. И Азалия рискнула всем. Нашла утешение в
запретных объятиях океанида. Итог: отречение от рода и подавление
чар, клеймение и изгнание.