Казалось
бы, история закончилась. Но нет. Позже Эониум узнал, что заблудшая
дочь породила двойняшек-вырожденцев.
Жизнь Мирта
повисла на волоске. Стальной Шип приговорил его к казни через
обезглавливание. Не убил. Попросту не успел, потому как погиб
раньше, чем Каладиум отсек седовласую голову от тела.
И бразды
правления пали в руки Антуриума, ярого противника насилия и
смертной казни.
Поразительное стечение обстоятельств. Поразительное
везение.
Ежели
поразмыслить, Мирт тоже родился в древесной
броне.
— Я рядом,
— сказал Олеандр скорее себе, нежели Рубину и лекарям.
Сказал и
ступил на веранду. Из дома не доносилось ни звука.
Эсфирь до
сих пор спит, что ли? Зайти к ней? Нет? Пожалуй, не стоит
привлекать внимание.
Олеандр
прошёл к запыленному столу и улегся на него, чтобы дать гудящим
костям немного отдыха. Колесики разума закрутились, оценивая
угрозу. Ему не пришлось собирать себя по частям после урагана
пересудов — к слову, дело это муторное и безотрадное. С вопросами
соплеменники на него не накинулись. Значит, об Эсфирь до сих пор
знали двое: Юкка и Драцена.
Фух! Иначе
не доказал бы Олеандр никому, что хотел помочь девчушке. Годами
отмывался бы от обвинений распутстве. А что сказала бы Фрез? Боги!
Да он даже думать о том страшился!
***
Бревенчатый
настил, укрывавший пол, содрогнулся от топота. Олеандр силился
открыть глаза, но не мог. Веки налились тяжестью. Разум обуяло
неукротимое желание забыться во сне и окунуться в прошлое. И уснуть
почти удалось. Он ощутил прикосновение материнских рук.
Но густой
бас выдернул его из забвения:
— Вымотался
совсем, ага?
Следом на
грани сознания задребезжали и обрывки чужих разговоров. Олеандр
снова ощутил жесткость стола. Дуновения ветра, гулявшего в волосах.
Нагретое дерево под подушечками пальцев.
— Живой? —
И незначительную тряску, стоило Зефу приблизиться.
— Живой, —
Олеандр размял затекшую шею. — Силин?..
— Очухался.
Драцена с Юккой накапали ему на нос какой-то дряни и выпустили в
лес.
Что ж, одна
проблема разрешилась. Хорошо.
Олеандр
разлепил веки и узрел навес веранды. Ускользавшие лучи солнца
просачивались сквозь изломы прутьев, разрезались на нити и
расписывали пол узорами-клетками.
Устроившись
на стуле, Зеф запихнул в рот чуть ли не целую ветку с ягодами и
зубами стянул их с грозди с таким звуком, будто у гитары полопались
струны.