– Он ребеночка хотел, а я… – голос
дрогнул.
– И ты родишь и не одного. Сходила в
одну клинику, там на тебе не шибко умные врачи крест поставили, а
ты и руки опустила. А надо к другим специалистам обратиться, в
Москву съездить.
– Зачем теперь ездить, – Ева глотнула
остывший чай.
– Ты это брось, слышишь?! – с
отчаяньем вскрикнула мать. – Себя не жалеешь, хоть нас с отцом
пожалей. Хороший был у меня зять, жили не тужили, и после смерти
тебе эту бабу прислал, чтобы ты перестала из него святого рисовать,
отпустила и начала жить дальше. Евочка, понимаешь – дальше?
При слове «понимаешь» Ева вздрогнула,
она отчего-то всегда дергалась от этого напористого слова. Так
иногда хотелось ничего не понимать.
– Винишь себя, а это меня винить
надо, я одна виновата, – мать вдруг обреченно посмотрела в
окно.
– Да ты-то в чем виновата? –
улыбнулась Ева, отметив, как они с матерью все же похожи.
– Перед свадьбой, тогда, помнишь, ты
хотела все отменить, плакала, что другого любишь. А я что? Я тебя
уговорила – нечего бегать за тем, кому ты не нужна, надо чтобы тебя
саму любили. Гости уже съехались, ресторан оплачен, платье куплено,
будь оно не ладно! – мать всхлипнула, вытирая глаза краем
фартука.
– Ну, мам, это мой выбор был, ты
здесь при чем? – поспешила встать и обнять ее Ева. – Мы ведь с
Пашей хорошо жили, и ни о каких любовницах я даже подумать не
могла, он меня оберегал, он очень хороший… был. А то все детство, и
забылось давно, теперь смешным кажется. Паша мне очень близкий
человек, родной, и, если бы сейчас здесь стоял, я бы его за эту
«мымру крашенную» придушила, все волосенки повыдрала бы, только бы
живой был, – и мать, и дочь снова зарыдали.
В дверь настойчиво позвонили – два
протяжных требовательных звонка. Евгения Владимировна вскинула
голову.
– Отец, что ли, трезвонит, ключи
забыл? – поднялась она. – Ну вот, Ева, папа твою машину пригнал,
зря беспокоилась, ночуй у нас.
Звонок опять нетерпеливо
тренькнул.
– Да иду я уже, иду! – крикнула мать,
выбегая в прихожую.
Она щелкнула замком, но на пороге
стоял не отец, знакомой широкой улыбкой дверной проем озарял
Виталий, старший брат Павла.
Как странно Еве было наблюдать модель
разъевшегося, пузатого Павла, раньше она этого не замечала. Вроде
похожи братья, а такие разные. Виталик был сорокалетним раздолбаем,
в молодости они с Пашкой мало чем отличались друг от друга, шли по
жизни легко, не напрягаясь, влипали в разные истории и были
головной болью родителей. Только вот Пашка, женившись на Еве,
остепенился, посерьезнел, раскрутился, встав на ноги, а Виталик,
хоть и имел жену и троих детей, оставался инфантильным
великовозрастным подростком, к которому все, включая и собственную
жену Людмилу, относились снисходительно – ну, это же Виталя, чего с
него взять?