- Аналогично, - сухо ответил я, и передернулся.
Старичок хихикнул, живо вскочив. Подхватывая свой немудреный
скарб, он балаболил, перекрывая низкие октавы:
- Э-э, батенька! Кто ж его ведает, путь наш житейный? А коли и
знаешь, что толку? Разве упомнишь все повороты да петли? Бывает,
пересечешься с человеком, а он тебе не глянется! И думаешь потом,
кого ты мимо себя пропустил – случайного прохожего? Или верного
друга? – доковыляв до берега, дедок суетливо стащил варежку и сунул
костистую руку: - Кузьмич!
Я вяло пожал неожиданно хваткие пальцы.
- Миша. А вы в егерях не состояли? – пошутил натужно.
Дедок не понял юмора, да и кто б его здесь уловил? Об
особенностях национальной охоты этот мир просветят лет через
…дцать.
- А как же! – бодро отозвался Кузьмич. – Есть такая запись в
моей трудовой! Ага… - он взвесил в руке улов. - Небогато, но на уху
как раз. Пойдемте, Миша, угощу! Всякой рыбьей мелочи я уже наварил,
а сейчас мы это дело щучкой приправим! Самое то. Ага…
Противиться у меня сил не было. Даже идейка всплыла –
напроситься к Кузьмичу заночевать. Ведь где-то же он тут устроился!
До ближайшей деревни или поселка уйму километров отмахаешь…
- У вас тут зимовье? – поинтересовался я, уточняя
диспозицию.
- Вроде того! – охотно откликнулся дедок. – Во-он в том
ельничке. Пройдешь мимо – и не заметишь! Там раньше скит стоял, я
на него еще в войну наткнулся. Ага! Партизанил тут. Охотиться не
люблю, вообще-то, зверюг жалею, зато поголовье финнов снижал с
удовольствием! Сперва, как пацан, зарубки делал на прикладе, а
потом бросил. Глупости это, да и зачем винтовку портить? А у меня
«Манлихер» был, с цейсовской оптикой. Вещь! В сорок третьем,
правда, на «Маузер» перешел – когда тут немцы появились. Этих я
снимал с особым чувством. Ага… Пришли!
- Ничего себе, - вежливо удивился я.
Избушка притулилась к отвесному боку скалы, а огромные ели
обступили ее полукругом, как стража, застя черно-зелеными лапами.
Даже продравшись через их колючий заслон, мало что увидишь.
Бревенчатые стены, и те скрывались за штабелями торфа – утепление
по древней методе. А крышу прятал нарезанный дерн – из-под шапочки
зернистого снега выглядывали спутанные космы бурой травы. В мае
кровля зазеленеет, растворяясь в лесу совершенно.
Всё это я видел, примечал, но стрелка эмоционального отклика
дрожала у нуля. Лишь бы спрятаться, забиться - и пропасть для
суетного мира.