Коллективное согласие выражали по-разному:
кто-то выкрикивал какие-то ободряющие слова и даже лозунги, другие
поддержали мунтяновский проект решительно и бескомпромиссно,
хлопнув еще водки.
Мне протянули очередной стакан пива: на
радостях, что все уже заканчивается, я быстро его хлопнула и только
потом поняла, что кто-то туда долил водки…
–
Тогда встречаемся, как обычно, во вторник, здесь же, – подвел итог
Мунтяну и народ начал потихоньку рассасываться.
Последнее, что я помню – это бандитская рожа
Барсика с хитрыми глазами-крыжовникам…
–
Пьяная алкашня, – укоризненно сообщила мне утром Римма Марковна и
со вздохом протянула стакан розоватого капустного
рассолу.
Вместо того, чтобы возражать и что-то
доказывать, я взяла стакан и присосалась к живительной влаге:
кисловатая амброзия потекла по пищеводу, смывая тошноту прочь, пол
и потолок перестали так сильно качаться, и я поняла, что жить
потихоньку можно… но только очень потихоньку…
На
работу я таки добралась. Но чувствовала себя уж очень паршиво, а
людей ненавидела как вид. Если узнаю, что за гад подлил мне водки в
пиво – убью особо жестоким способом!
В
кабинет не пошла, слушать вопли Аллочки и Машеньки было выше моих
сил.
В
результате недолгих размышлений спустилась в актовый зал, заперла
дверь изнутри и там прекрасно продремала аж до самого
обеда.
Обедать не стала. Не могла. Вместо этого
выпила три стакана томатного сока с солью, мир стал капельку
добрее, и я, прихватив бутылку минералки, отправилась на встречу с
Юлией Валеевой.
Светкина мачеха оказалась одетой с иголочки,
яркой блондинкой, с огромными васильковыми глазами и аккуратным
носиком (вот любит Василий Павлович красивых баб, во вкусе ему не
откажешь).
Мы
поздоровались и Юлия Валеева смущенно замялась:
–
Понимаете, Лидия Степановна, когда Светлана появилась в нашей
семье, все пошло наперекосяк, – она всхлипнула, чуть качнула
головой и огромные дутые золотые серьги мелодично звякнули. –
Василий Павлович так переживает, что Светлана очутилась в том
интернате и винит во всем только себя.
–
Логично, – проворчала я, – он же ее отец.
–
Ах, если б вы знали, как мне трудно, – васильковые глаза налились
слезами, Юлия поднесла к ним надушенный батистовый платочек и
аккуратно промокнула уголки, чтобы не размазать тушь, при этом
сверкнув рядами золотых колец с крупными бордовыми камнями, – эта
Светлана совершенно невоспитанна, глупа, избалованна и совсем не
желает слушаться старших.